А. Жданов

Антикургинян - 1

(или геофизик – геофизику)

Речь пойдёт о докладе Кургиняна «Мост через пропасть» на летней школе движения «Суть времени» от 11 июня 2016 г. (Опубликованном в газете «Суть времени» № 188 от 26.07.16 и №189 от 03.08.16).

Поскольку я собираюсь критиковать Кургиняна, то, думаю, будет правильным сразу же обозначить свою политическую позицию (чтобы было ясно с какой стороны «баррикад» исходит критика). Я, как и Кургинян, за советскую власть и социализм. Убежден, что именно социализм соответствует духу России и, что социализм в России может быть спасительным для всего мира. Как и Кургинян считаю, что не разобравшись в метафизической составляющей социальных процессов невозможно понять их физическую составляющую. Как и Кургинян считаю русский либерализм самой гнилой жилой русского общества. Горячо приветствую его устремлённость к «высоким смыслам». Как и он считаю, что кроме знания пути нужны самоотверженность и воля к действию. Но во многом, и притом принципиальном, считаю его позицию не только ошибочной, но и опасной -  ведущей на старые грабли. Это и побудило к критике.

На мой-то взгляд требуется не реанимация, не корректировка и не «надутие» старой коммунистической парадигмы свежим паром, а её полная замена. Причём речь именно о метафизических составляющих этой парадигмы.

Это в порядке общего анонса. А теперь, по конкретному тексту Кургиняна.

1.                    После вступительного с «леща» слушателям: «У какого общественного движения России есть лагерь такого качества, с таким числом участников, в такой степени сплоченности, культурных, способных к ответственному поведению», -

Кургинян ставит перед собравшимися триединую задачу:

«Первое, что надо завоевать, - это смысл… Причём такой смысл, который… обладает и масштабностью и накаленностью.

Второе, что надо завоевать, - это сила…

Третье, что надо завоевать, это компетентность».

Со «смыслом» и «компетентностью» - более или менее понятно,  а вот что он подразумевает под «силой» пока неясно. Что это? Политическая сила (т.е. власть)? Сила духа? Сила нравственного авторитета? Из дальнейшего становится ясно, что речь идёт о метафизической силе, которую надо суметь принять верхним «этажом» сознания. Такой заход переводит весь разговор на уровень, где требуется особая внимательность. Ясно, например, что вдохновение и одержимость в корне разнородны, хотя источник того и другого находится в метафизических сферах.

2.                  Следом Кургинян ставит вопрос о том, чем отличается «Суть времени» от других про- и около коммунистических движений. И отвечает на него так:

Все, дескать, считают, что в крахе СССР виноваты какие-то враги (мировой империализм, ЦРУ, диссидентская пятая колонна), а «…мы единственные, кто утверждает, что при наличии всех злых деструктивных сил,… вина за крах советского коммунистического проекта и СССР может лежать только на советской власти, советском обществе и советской идеологии (в её «застойном» варианте – А.Ж.)… Вина в этом демонтаже не на Горбачеве лично, хотя его предательская роль ясна, не на группе завербованных изменников, а на правящей партии и её высших органах – съездах, пленумах. Любой другой подход фундаментально нечестен…»

А по-моему, и этот кургиняновский подход «фундаментально нечестен», потому что Кургинян не называет третью причину, которая одна только и является главной. Эта причина во внутренних пороках самого «Красного проекта» воплощенного в СССР. Можно с «фундаментальной честностью» констатировать тот факт, что СССР обрушился не из-за того что омещанивщийся советский народ променял своё коммунистическое первородство  на чечевичную похлёбку, а из-за того что вся эта несвободная, бестолковая и изолгавшаяся «система» ему обрыдла. Обрыдла до отвращения. И если бы какой-нибудь ГКЧП действительно попытался реставрировать коммунистический режим, то люди таки поднялись бы на защиту своей свободы от этого режима. Молодым можно сейчас внушать всё что угодно, но люди старшего поколения прекрасно помнят что они говорили об этом режиме на своих знаменитых советских кухнях и как крыли его на своих не менее знаменитых «соображаловках на троих».

Как случилось, что великая мечта о справедливом обществе, где люди не угнетают друг друга, а являются друг другу братьями, приобрела такие отталкивающие для людей формы? – Вот главный вопрос. Не решив этого вопроса (причём исчерпывающим образом) нельзя говорить ни о каких новых «Красных проектах». А обвинять народ в вялой защите опостылевшего ему режима – просто глупо.  

Можно даже утверждать (при горячем на то желании), что советские люди были «неправы» в своём массовом отвращении к коммунизму на момент его обрушения, но то, что само это массовое отвращение существовало – есть факт, и он требует осмысления.

То, что мы потеряли СССР – действительно трагедия, но то, что СССР был «потерянным Раем» - неправда. Будь это правдой, СССР никогда бы не рухнул.

Потеря психологически генерирует апологетику потерянного. Даже его идеализацию (особенно когда на смену ему вылупляется что-то совершенно гнусное). Но это скользкая дорожка, ведущая на упомянутые старые грабли. Более того, экстативная апологетика всего советского – самое вредное, что может быть в рядах желающих возрождения социализма в нашей стране. Она даже хуже огульного очернительства, потому что сжигает в холостую дефицитную добрую энергию.

Мы хотим исцеления? Если да, то наша задача не в наложении косметики на гнойники, приведшие к самоотравлению организма, а в их вскрытии и очищении. Не врагам же доверять эту болезненную процедуру!

Вопрос о том какие зёрна будущего разрушения нёс в себе советский «Красный проект» требует конечно серьезного, неспешного разговора, но основные из них всё же попробую перечислить здесь, что называется, в телеграфном стиле. Причём, речь именно о метафизических пороках, а не о частных ошибках, перегибах и пр.

Первое. «Красный проект» изначально строился на безбожии и даже богоборчестве. Это касается как теоретического марксизма (диалектический и исторический материализм), так и большевистской практики (истребление священства, разрушение храмов, искоренение православного мировоззрения). Но Бог-то есть. И борьба твари с Творцом обречена на поражение. Оно и грянуло.

Второе. Существенной составляющей марксизма является классовая теория, по которой есть социально-положительные и социально-отрицательные классы, а суть человека определяется его классовой принадлежностью.

Но воинствующая идеология основанная на дискриминирующей классификации людей (по любому признаку) – есть фашизм. Конечно, неверно утверждать, что большевизм есть форма фашизма, но элемент фашизма в виде дискриминации людей по классовому признаку в нём безусловно был, и эта ложка дёгтя метафизически отравляла систему.

Дело усугубилось тем, что в России начала ХХ-го века ещё по сути не было мощного класса буржуазии, с которым по марксистской теории должен был сражаться пролетариат. Был не класс, а классик, причём не имевший к 17-му году никакой силовой поддержки. Но великий кураж борьбы уже разгорелся, и тогда в «буржуи» были занесены просто все образованные или хотя бы прилично одетые  люди. Началось массовое их избиение, ограбление и унижение (что описано, например, в дневниках А. Блока, горячо поддержавшего революцию).

Даже в эпоху так называемого «развитого социализма» уже советская интеллигенция – техническая, научная, художественная (даже врачи и преподаватели) именовалась не классом, а «прослойкой», что определяло её социально второсортный статус. Причём эта второсортность имела вполне реальное выражение: учитель или инженер зарабатывал много меньше рабочего, а и приём  в правящую партию был легко доступен только для представителей рабочего класса.

 Третье. Основополагающий тезис марксистской диалектики утверждающий, что всякое развитие есть результат «единства и борьбы противоположностей» глубоко ложен. Метафизически ложен.

Во-первых, в мире действует не «парная» диалектика, а закон композиции системы. А, во-вторых, даже и «парная» диалектика не сводится к «борьбе противоположностей». Между элементами «пары» возможно «действие» и «недействие», а действие подразделяется на «содействие» и «противодействие» (ту самую «борьбу»). Всё, что рождается и созидается является плодом содействия (любви в самом широком смысле слова), а результатом противодействия является разрушение созданного.

Классический марксизм не только выхватил из реальной диалектики жизни частный случай частного случая (лишь парное взаимодействие и лишь в виде борьбы), но и огласил результат этого взаимодействия «пары» с точностью до наоборот. Он заявил, что именно это-то противоречие (борьба) созидает и рождает. Отсюда воспевание революций и классовой вражды.

Ложность этой диалектики обнаруживается на самых простых жизненных примерах. Скажите, например, ваши дети рождены в результате вашего содействия (любви) с супругой, или в результате вашего противодействия (борьбы) с ней? Ответили? Ну, так вот также – абсолютно во всём. Содействие (любовь) созидает, противодействие (ненависть) разрушает.

Такую диалектику жизни (прямо противоположную марксистской) исповедует не только Христианство (религия любви), но все мировые религии. Одно из изречений Будды, например, гласит: «Никогда ненависть в этом мире не прекращается ненавистью, но отсутствием ненависти прекращается она» (Дхаммапада). В этих религиях многотысячелетнее знание законов жизни.

Предвижу вопросы: «А как же борьба со злом?», «А как же «добро должно быть с кулаками?». Правильные вопросы. И есть на них ответы. Почитайте, например, работу Ивана Ильина «О противлении злу силой», написанную с христианских позиций в противовес толстовскому «непротивлению злу насилием».

Четвёртое. Великая роль марксизма состоит в том, что он первый попытался сформулировать объективные законы развития человеческого общества, а также свести всю сумму человеческих знаний (естественно-научных, философских и экономических) в единую непротиворечивую систему («диамат» + «истмат» + политэкономия). Но эта первая попытка во многом была предсказуемо однобокой («История общества есть история борьбы классов»), а во многом и ложной («Сознание есть продукт высокоорганизованной материи»). Человек же фактически сводился к элементу «винтику» производительных сил, а человеческие отношения – к производственным отношениям. Вряд ли это и было светлой мечтой человечества.

Нет, конечно,  в программных документах КПСС и в «Основном экономическом законе» Политэкономии социализма заявлялось о «всестороннем развитии личности». Но при этом же заявлялось, что никакой души у человека нет, а значит вообще не стоит вопрос о каком-то там духовном развитии. Что бы под ним без души понималось? Развитие «продукта высокоразвитой материи?» Венец творения – человек радикально примитизировался, а втискивание сложного человека в примитивные рамки имеет два исхода: либо обрубание «лишнего» у человека, либо разрыв самих рамок. Сначала делалось первое, потом произошло второе. Был и третий вариант – изменить рамки (сняв мерку с реального человека), но на это КПСС оказалась неспособной.

Пятое. Русская революция Октября 1917 года метафизически была глубоко нерусской. Она оседлала вековую русскую мечту о царстве справедливости и обострённый войной политический кризис (шутка ли дело, с фронтов домой хлынуло 17 миллионов раздосадованных русских мужиков с ружьями и расшатанными нравственными барьерами). Но в седле оказалось «существо» отнюдь не русской породы и природы. Его «слово и дело» было чуждо собственному русскому мировоззрению (хотя и подыгрывало на русских струнах).

Марксизм изначально был западным и западническим учением. Русский ум никогда не измыслил бы такого. И не потому, что несилён, а потому что иначе направлен. Западный ум сосредоточен на том как заиметь или как перераспределить имеющееся, а русский ум сосредоточен на том чем быть и каким становиться. Похоже это хорошо известно Кургиняну. По-крайней мере в своём «Манифесте «Сути времени» он поминал Эриха Фромма противопоставлявшего два разных жизненных принципа – «быть» и «иметь».

Маркс был нацелен на революционное преобразование Западного мира и, соответственно, проект этого преобразования был скроен на чисто западный манер, поскольку сосредоточен исключительно на вопросе присвоения. Вскрытию «тайны» присвоения капиталистом прибавочной стоимости (которую никто и не скрывал), Маркс посвятил тысячи страниц своего «Капитала» и, кажется, один только Герберт Уэльс адекватно отреагировал на это «гениальное» сочинение. Он сказал, что «Капитал» Маркса своим бессмысленным обилием напоминает ему бороду Маркса.

Ну да шут с ним, с «Капиталом». Речь не о нём, а о том, что русская социалистическая революция (та самая «о которой всё время твердили большевики») изначально по своей руководящей идее была не русской.

Безусловно, русская жизнь внесла свои коррективы. И Ленин, заявивший, что «Марксизм не догма, а руководство к действию», пошел на них с заслуживающей уважения смелостью. Но откорректированная западная теория ещё не сеть русская теория.

В итоге, теория русского социализма так и не родилась.ъ

Шестое (вытекающее из пятого). Большевики, вооруженные нерусской теорией и пытавшиеся вдавить её в русскую жизнь, неминуемо должны были войти в глубинный (метафизический) конфликт с русским народом. Жившие тогда подтвердят, что это не выдумка. Везде висевший плакатный лозунг «Народ и партия – едины!» был фальшив.

Все 73 года власти коммунистов народ (особенно ещё не оторванный от земли и по-прежнему крестивший детей) ощущал, что он – что-то одно, а партия коммунистов (то так, то эдак над ним экспериментировавшая) – нечто другое.

Когда-то «разбуженный декабристами» Герцен сказал, что это «революционеры должны изучить реальные чаяния народа, а не он (народ) давать свою кровь на их курс экспериментальной революции» Этот завет, однако, никогда не стал руководством к действию русских коммунистов. Более того, некоторые из виднейших коммунистических вождей (Лев Троцкий, например) прямо заявляли, что можно и вообще пожертвовать русским народом ради мировой революции. 

Седьмое (связанное с шестым) Власть КПСС никогда не была законной. То, что коммунисты захватили власть вооруженным путём, а потом разогнали всенародно избранное Учредительное собрание – полбеды (революция всё спишет). Но они и потом, в течении 73 лет не озаботились тем, чтобы узаконить свою власть. Никто и никогда их не избирал. Никто и никогда не давал им мандата на правление страной.

А увековечивание «руководящей роли» (а на самом деле диктатуры) одной партии в якобы всенародном государстве (6-й статьёй Конституции СССР 1977 года) – это просто насмешка над самим понятием народовластия.

У наших либералов есть расхожая фраза: «Коммунистический режим был оккупацией собственной страны». К сожалению, это тот редкий случай когда они правы. И то, что эта «оккупация» осуществлялась с благой целью сути дела не меняет.

Восьмое. Вожди – основатели СССР считали социалистов-утопистов наивными предшественниками истинно научного учения марксизма, но действовали они именно как утописты (или изобретатели вечного двигателя). Ведь, по большому счёту, они собирались добиться наивысшего расцвета материального производства при отсутствии материального интереса и достичь всестороннего развития личности при закрепощении всех сторон человеческой жизни. И то и другое невозможно, поэтому была задействован универсальная движущая сила – насилие. Физическое и духовное. Оно может многое. Но не долго.

Когда скрепой государственного строя является страх, то в народе начинают накапливаться центробежные силы. Они и накопились. В итоге, когда эта «скрепа» ослабла для обрушения Великого государства оказалось достаточно ничтожных усилий ничтожной группы ничтожных людей.

Девятое (вытекающее из предыдущих восьми). Экономика СССР, построенная по принципу движения без движущей силы, закономерно вошла в стадию полунищего застоя. В самодостаточной стране, обладающей всеми природными ресурсами, где все без исключения работали (неработающие в госструктурах, будь то свободные художники, музыканты или кустари, преследовались в уголовном порядке), где не было грабящих страну олигархов, где не было утечки капиталов (и мозгов) за рубеж, где трудящиеся (даже народные артисты) получали более чем скромную зарплату, где действовала плановая экономика и 40 лет не было войны – дефицитом было абсолютно всё. Продукты питания, одежда, книги, мебель, бытовая техника, стройматериалы – всё, от стирального порошка до гвоздей.

За всем были очереди, а если на прилавок «выкидывали» мясо, масло, или рыбу (круче минтая), то очереди становились огромными. Самые обыкновенные продукты и вещи не покупались, а «доставались». Продавцы и работники столовых были «князьями». За пределами Москвы дефицит резко возрастал. Вся Рязань, например, ездила за продуктами в Москву (соседи договаривались ездить по очереди). Была даже такая загадка: «Что такое – длинная зеленая, колбасой пахнет?» Ответ: «Рязанская электричка».

В какую бездонную прорву бесхозяйственности летели все эти труды и ресурсы? В сельском хозяйстве, например, потери собранного урожая достигали 40%. Именно эта хозяйственная несостоятельность коммунистов была тем «секретом Полишинеля», который прятался за «железным занавесом». Нельзя было простых людей выпускать за границу, чтобы у них не смутился разум от сравнения. Вся эта тотальная материальная убогость находилась в неразрывном тандеме со столь же тотальной несвободой. Это пустяк, что не было свободы выезда за рубеж (без этого можно и обойтись, хотя конечно досадно не иметь возможности посмотреть мир). Но не было свободы перемещения и внутри страны. Например, чтобы люди не разбежались из колхозов (где по трудодням порой вообще ничего не платили, и где пенсии составляли несколько рублей), колхозникам просто не выдавали паспортов, а без паспорта перемещаться по стране или быть принятым на другую работу было невозможно. То есть, через столетие после отмены крепостного права царём Александром II, оно фактичеки было вновь введено советскими коммунистами.

В якобы народном государстве не было ни только свободы собраний, слова и печати, но и свободы чтения. В крутые сталинские времена можно было сгинуть в лагерях за анекдот, но и в застойные брежневские можно было сесть за хранение или передачу кому-либо запрещённой книги.

В стране с тысячелетней христианской культурой Библия, например, была недоступна даже как культурно-исторический памятник. Верующих же приравнивали к психическим больным, и для них был сформулирован спеуиальный диагноз – «религиозный психоз».

Для обеспечения маломальской профессиональной карьеры (будь то производственная или научная карьера, не говоря уже об административной или партийной) нужно было постоянно имитировать коммунистически восторженный образ мысли и безоглядную веру в то, что «Коммунистическая партия - есть ум, честь и совесть нашей эпохи».

Невозможно было защитить научную диссертацию, скажем о микробах, не посвятив первой страницы «Введения» тому как сильно помогли автору идеи классиков марксизма-ленинизма и как он (автор) был окрылён в своём исследовании решениями последнего Съезда КПСС.

Гипертрофированной пародией на тогдашний СССР является сегодняшняя Северная Корея. Кто-нибудь из членов «Сути времени» хочет жить в Северной Корее?

Народ тогда отводил душу в анекдотах и был практически единодушен в своём презрении к недеспособной (но скорой на расправу), бесстыдно лгущей, бесстыдно снабжающейся через спецраспределители и бесстыдно самопрославляющейся партии.

Можно ли было в этих условиях ждать от народа, что он бросится на защиту распадающегося коммунистического режима? Странно и спрашивать. Это потом уже, будучи обескуражены «наехавшим» на них бандитским капитализмом, люди стали массово ностальгировать по СССР (я в их числе).

Так в чём же главная причина краха СССР? Кургинян настаивает на том, что виноваты «правящая партия, советская элита и сам советский народ, который не защитил СССР от предателей Горбачева и Ельцина, а также генералов-заговорщиков из верхушки КГБ», что по его словам «нельзя трактовать иначе как желание вкусить от потребительских радостей, даруемых капиталистическим обществом».

Какая всё это неправда! Я прекрасно помню настроение людей в момент краха КПСС (но не СССР!). И близко не было мотива «вкусить от потребительских радостей», наоборот люди были готовы ещё раз потерпеть (и терпели) дополнительные лишения, лишь бы сгинуло наконец это опостылевшее «иго».

Коммунистический режим, а затем и СССР рухнули потому что изначально великая и спасительная для мира идея социализма (как общества построенного не на поклонении «золотому тельцу», а на социальной справедливости и братстве людей) была вознесена на порочных гнилых опорах – богоборчестве, лженаучном материализме, классовой ненависти, лжи, терроре и экономическом утопизме. И произошёл крах.

4. Далее Кургинян прекрасно описывает трансформацию капитализма, благодаря которой он выжил, не смотря на марксово пророчество о его гибели от действия открытых Марксом исторических законов.

«Став сначала империализмом, потом ультраимпериализмом, потом финансовым глобализмом и потом постфинансовым обществом, производящим с помощью средств массовой коммуникации постчеловеческий пластичексий материал, капитализм выжил… Возникло то, что можно назвать… дегуманизированным капитализмом, а можно – просто нацизмом…».

Итак, капитализм выжил потому что «слепил» нового, подходящего ему человека.

Однако заметьте: И капиталисты «лепили» нового человека, наиболее пригодного для создания общества потребителей, и коммунисты «лепили» нового человека, соответствующего нормам коммунистического общежития. Но у капиталистов получилось, а у коммунистов – нет. Почему? Да потому, очевидно, что капиталисты были последовательны в своих действиях и служа «Золотому тельцу» ему же и молились, и его же дьявольскую метафизическую мощь привлекали на свою сторону. Коммунисты же, вроде бы заявив о своём служении добру (т.е. божьему делу), демонстративно отреклись от Бога, и не только отказались от Его помощи, но и ринулись на борьбу с Ним. Кто должен был победить в этом раунде? Ответ, кажется ясен.

Но Кургинян очень далёк от подобной ясности, и как раз там, где наиболее ясно, он разводит самую муть. И это при том, что он кажется первый из политиков заговорил о том, что «не обсудив метафизику, всё остальное с предельной серьёзностью обсуждать увы, невозможно». Однако его «обсуждение метафизики», это, извините, - игра в детский конструктор, там где существует многотысячелетний взрослый опыт. Печально, если безверие большевиков сменится верой в некоего метафизического монстра, сконструированного Кургиняном. Тогда и второй раунд закончится нокдауном.

5.      Главу XII своего доклада Кургинян начинает с восклицания:

«В 1917 году вдруг полыхнуло какое-то огромное пламя любви, надежды, веры, ощущения спасительной новизны. Оно называлось коммунистической революцией в России…

На этот красный алтарь было принесено сто миллионов жертв (имеется ввиду по всему миру – А.Ж.)…

…как жить, слыша эту кровь и зная, что она пролилась таким образом, что от неё не осталось и следа.

Теперь оглянемся вокруг и спросим себя:

«Остался ли этот красный след от безмерно пролитой крови?»

И со скорбью, а не с ликованием признаем, что если этот красный след и остался, то он целиком умещается в зале, где читаю этот доклад. И фактически сводится к «Сути времени».

Снова «лещ», хотя и поданный со скорбной крокодиловой слезой.

Следующая глава XIII – снова «лещ»:

«…Ни в одном зале России такое число качественных, бескорыстных и убежденных представителей молодого поколения,… собрать нельзя».

Рад ошибиться, но все эти «лещи» похожи на профессиональное манипулирование аудиторией.

6.      Начиная с XIVглавы Кургинян переходит наконец к самому интересному – к метафизике.

Перечислив (в своей аналитической манере) все возможные сценарии выхода из нынешней политической ситуации, он говорит:

«Зачем я перечисляю все возможности? Для того, чтобы спросить собравшихся, понимают ли они, чем подобное продление нынешней ситуации при наличии некоторого красного следа, способного развиваться, отличается от продления нынешней ситуации при отсутствии такого следа? («красным следом» он называет след, оставленный первой жертвенной волной истинных коммунистов – А.Ж.).

Разница тут не только политическая, а она ещё и метафизическая. Предлагаю её сейчас обсудить. И потому что понятие «метафизика» до сих пор не освоено «Сутью времени» по-настоящему. И потому что не обсудив метафизику, всё остальное с предельной серьёзностью обсуждать, увы, невозможно».

Отлично. Повторюсь, я восхищён тем, что Кургинян новаторски вводит саму тему «метафизики» в политику. Но далее к сожалению выясняется, что оперируя термином «метафизика» он говорит всего лишь о физике более высокого порядка (не о физике Ньютона, а о физике Эйнштейна, например).

Своё «введение в метафизику» Кургинян начинает с разговора о дивергенции – мере различия входящего и исходящего потоков (потоков чего угодно – воды, воздуха, электричества, магнитного поля и т.д.). Далее он говорит об известных уравнениях Максвелла, описывающих электромагнитные поля и о том, что эти уравнения «намекают» (как заметил ученик Эйнштейна Джон Уилер) на существование 4-х мерного пространства. «Фишка» здесь в том, что согласно уравнениям Максвелла в 3-х мерном пространстве дивергенция электрического поля равна заряду, а дивергенция магнитного поля – нулю. Если же искусственно ввести 4-ю пространственную координату, то обе дивергенции становятся равными нулю. В 4-х мерном пространстве сколько втекает в него электрического и магнитного поля, столько и вытекает. Наступает некая завершенность и гармония.

Далее он начинает объяснять слушателям (видимо, будучи «самыми-самыми» они этих простых вещей не знают) как движение 3-х мерного пространства по 4-й пространственной координате создаёт у 3-х мерного существа иллюзию течения времени (все предыдущие местоположения непрерывно исчезают из поля его 3-х мерного зрения, а именно так мы ощущаем течение времени). Затем он называет имена кучи учёных, касавшихся темы 4-х измерений и даже говорит о русских иконах, показывающих параллельные пространства.

Всё это очень интересно. Но при чём здесь метафизика. Всё это лишь высшая физика, а отнюдь не метафизика. Потому что метафизика это не физика 4-х измерений (да хоть 10-ти), а то что вообще сверх физики. В буквальном перводе с греческого «метафизика» есть то, что «после физики».

Жизнь духа, например, (а не тела в 4-х измерениях) – это уже метафизика, иной мир. А для Кургиняна «иной мир» - пока что всего лишь иное (ещё одно) физическое измерение.

Кургинян весьма эрудированный человек и конечно должен бы знать, что «метафизика» это раздел философии занимающейся фундаментальными вопросами природы бытия. Главные вопросы метафизики:

1)      Что есть причина причин и каковы начала начал?;

2)      Где эти начала располагаются и почему они не усматриваются «просто»?;

3)      Каким образом могут быть получены достоверные ответы на выше-поставленные вопросы (находящиеся вне чувственного опыта)?

Вообще, сам термин «метафизика родился довольно-таки случайным образом. Просто издатель трудов Аристотеля Андроник Родосский поставил 14 книг Аристотеля с рассуждениями о «первых родах сущего» после томов аристотелевской же «Физики». Они и стали называться тем, что «после физики». Но «случайно» родившееся название оказалось очень удачным.

Своим экскурсом в 4-х мерное пространство Кургинян ни на шажок не приближается к области «метафизики», но далее он всё же внедряется в эту область.

Читаем:

«А если этот реальный мир является малой гирей на чаше колеблющихся весов борьбы между предельным мраком и предельным светом, то ценность реального мира ещё больше повышается. Это не упование на то, что меня спасут. Это – воля к самоспасению, спасению мертвых и предельному спасению. И тут всё зависит от тебя. Вот формула метафизики войны. Она же красная метафизика.

…Храня и развивая это наследие мы спасаем след, а значит мост между нами и берегом, а значит и сам тот берег. Такая метафизическая сторона вопроса».

Вот тут Кургинян, наконец, не только касается собственно «метафизики», но проговаривается какова его собственная метафизическая картина мира. Оказывается это «борьба между предельным мраком и предельным светом» - дремучий дуализм, известный более трёх тысяч лет и давно пережёванный философами.

Важно для нашей темы то, что дуализм принципиально несовместим с христианством (да и вообще с монотеизмом). То есть, Кургинян фактически заявляет: «Я антихристианин». И это судьбоносная заявка для политика, живущего в христианской стране.

Давайте тут подробнее остановимся на принципиальной разнице между дуализмом и христианством, поскольку это важно для нашей темы.

  Основной догмат дуализма – это предвечное существование двух равных по силе (это главный момент), но противоположных по знаку начала – добра и зла, света и тьмы. Вечная борьба этих равных по силе (и потому никогда не побеждающих один другого) сущностей и есть причина движения и драма мира.

Христианство же утверждает, что предвечным существом является только Единый Бог (Троица). Он Творец всего мира и, в том числе, мощного духовного существа – ангела Сатанаила или Люцифера («Светозарного») позже по гордыне своей ставшего богопротивником – сатаной. Это падшая, и отпавшая от Бога тварь, отнюдь не равная Богу по силе и не являющаяся «предвечной тьмой» или «предвечным злом» (зло родилось в момент его отпадения). Образно говоря, это не «антитело», а болячка на теле.

Если Бог есть Жизнь и Творец жизни, то противоположностью этому является смерть – уничтожение жизни. Однако если Жизнь самодостаточна и может существовать без смерти (вечно), то смерть без жизни существовать не может. Уничтожение не может существовать без того, что оно уничтожает, как болезнь не может существовать без того, что болит. Короче говоря, смерть, зло, болезнь вторичны по отношению к жизни, добру, здоровью.

Дьявола (сатану) называют ещё «обезьяной Бога». Он сам ничего не творит и по природе своей творить не может, а лишь передразнивает, коверкает, выворачивает наизнанку божии творения (в народных играх, поэтому, наряжаясь в беса, надевают шубу наизнанку).

С чисто философских позиций, «Абсолют зла» (противоположность «Абсолюта добра») даже в принципе существовать не может. Потому что для собственного существования он должен любить хотя бы самого себя. Абсолютное отрицание жизни и само жить не может.

Быть дуалистом значит быть антихристианином, а отнюдь не нейтральным по отношению к христианству человеком. Прямо заявить об этом Кургинян не хочет, хотя неприязнь к церкви у него то дело прорывается. Поэтому он носится со своей «красной метафизикой» как курица с яйцом, стараясь не обронить его в конкретную «лунку» классификации философских течений.

А «лунка» получилась бы такой: «Красная метафизика» Кургиняна это политизированный дуализм с элементами гностицизма (все эти его фрейдовские «эросы» и «танатосы», упоминавшиеся в предыдущих статьях – как раз этого свойства). Гностицизм же это просто метафизическое фэнтези – букет произвольных построений (иногда очень мудрёных) без всякой научной или теологической подосновы. Во все времена гностики выдумывали, кто во что горазд! Кстати, именно это «кто во что горазд» по мнению знаменитого историка религии В.В. Болотова (1854-1900) не позволяет чётко классифицировать гностические учения.

И, между прочим, совершенно зря Кургинян в каких-то своих прежних статьях отождествлял гностицизм и фашизм. Лишь часть гностических учений (например, учения Валентина) делит людей от рождения на высших (предназначенных небу – пневматиков) и низших (предназначенных земле – хиликов). В целом же гностицизм это именно духовное фэнтези – на все лады.

Вот и метафизика Кургиняна – это дуализм с самодельными элементами гностического фэнтези.

Вообще-то досадно. Кургинян человек умный и горячий. И собрал вокруг себя молодёжь не с рыбьей кровью. И Россия действительно пребывает в духовном кризисе и нуждается в «высоких смыслах». И вот в качестве маяка русских «высоких смыслов» выставляется опять какая-то хрень.

7.      Кургинян же продолжает. Цитирую (гл. XIX):

«…И раз уж разговор зашёл о смысле и энергетике, то я ещё раз вынужден обсудить отличие метафизического смысла и метафизической энергетики от религиозного смысла и религиозной энергетики, а значит, и отличия метафизики от религии».

«Отличия метафизики от религии…». Значит, по Кургиняну, религия вообще не является метафизикой, т.е. не занимается фундаментальными основами бытия (началами начал) и способами их познания.

Можно конечно не соглашаться с метафизической картиной мира описываемой религией (теологией), но заявлять, что религия вообще не есть метафизическое учение – это конечно не правда. И если Кургинян учит этому своих слушателей, то он вводит их в заблуждение.

8.      Далее, в той же главе XIX Кургинян пишет:

«Перед революцией 1917 года в Российской империи шла полемика между позитивистами и метафизиками. В чём была суть полемики?

В том, что позитивисты считали, что реален только трёхмерный мир, в котором мы живём.

А метафизики считали, что этот трёхмерный мир – как комната с форточкой, ведущей в четвёртое измерение.

…Метафизики могли по-разному понимать, что за форточкой. Они не обязательно должны быть классически религиозными людьми, но они знали, что есть форточка.

Обычно говорится, что все так называемые белые были метафизиками, а все так называемые красные были позитивистами. Это категорически не так.

Начав лекции «Суть времени» с разговора о красной метафизике и сразу же получив в ответ разного рода возмущения, я даже изумился, потому что мне было совершенно ясно, что нельзя отдать метафизику белым или черным. Это политически ошибочно. Но это и исторически лживо, потому что красная метафизика была внутри советского проекта…»

Начнём разбор этой длинной цитаты по порядку.

Во-первых, позитивисты ровным счётом ничего не говорили о каких-либо пространственных измерениях, в том числе, о реальности или нереальности 4-х мерного пространства. Суть позитивизма в утверждении, что источником достоверного (позитивного) знания являются эмпирические научные данные, а не умозрительные  натурфилософские построения навязываемые науке. Основоположник позитивизма Огюст Конт говорил: «Наука – сама себе философия».

Но позитивисты признавали в качестве источника позитивных знаний и логику. Они объединили логический и эмпирический метод в единый научный метод. Таким образом, если осмысление физических опытов логически и математически ведёт к необходимости признания реальности 4-х мерного пространства или, скажем, относительности времени, то позитивисты этого отрицать не станут. Кургинян зачем-то исказил суть их полемики с метафизиками.

Во-вторых, признание 4-х мерного пространства это пока что ещё не метафизика, а всего лишь расширенная физика (о чем уже говорилось). Собственно метафизические вопросы (о «начале начал» и пр.) введением 4-х мерного пространства не решаются.

В-третьих, более чем странно звучит фраза Кургиняна о том что «нельзя отдать метафизику белым или черным. Как это он собирается отдать или не отдать метафизику кому-либо?

И, в-четвёртых, Кургинян заявляет: «красная метафизика» была внутри советского проекта и в 20-е годы она «чуть ли не преобладала в живописи, поэзии, прозе, музыке…» и далее восклицает:

«Что, Петров-Водкин – это не красная метафизика в живописи?... Александр Блок – и не он один – это красная метафизика в поэзии. Маяковский – это тоже красная метафизика. А Твардовский – разве не метафизика?»

Тут, похоже, Кургинян прямо отождествляет проявление идейности и духовности с метафизикой. По сути он прав. Жизнь духа стоит над физикой, и если искусство есть проявление жизни духа, то оно по природе своей метафизично. Искусство – плод вдохновения, а вдохновение идёт свыше.

Но это касается абсолютно любого искусства, будь оно красным, жёлтым или серо-буро-малиновым. На этом основании, однако, нельзя говорить о наличии у большевиков какой-то там «красной метафизики» как осознанной идеи. Ну не было её у большевиков! Не было, как бы того не хотелось Кургиняну (если конечно не понимать под метафизикой её категорическую отмену вместе с Богом, душой и духом).

Но дух и духовную жизнь нельзя отменить декретом или маузером, как нельзя отменить декретом, скажем, воздух – люди будут дышать им и отмененным. Поэтому любое человеческое дело, будь оно хоть трижды объявлено деметафизированным, не может избавиться от своей метафизической тени. Но в данном случае эта тень будет существовать, так сказать, «вне закона» и даже будет преследоваться по закону. Что в действительности и делалось партийными чиновниками вооруженными тезисом о «партийности искусства» и прокрустовым ложем «соцреализма».

Что до Кузьмы Петрова-Водкина с его «Купанием красного коня», написанным до революции (в 1912 году), то это символизм. Очень выразительный и пророчески точный. В образе Красного коня там то ли судьба России, то ли сама Россия. Очень сильная работа! Но при чём здесь метафизика? Или под метафизикой Кургинян понимает любую духовную энергетику. Тогда, повторяю, всё искусство вообще надо отнести к сфере метафизики (т.е. потустороннего). Слышали бы это большевики, всё время твердившие, что «сознание – продукт высокоорганизованной материи». Они этому Кузьме показали бы «Кузькину мать».

Если не высасывать из пальца того, чего в нём нет, то надо просто констатировать тот факт, что характернейшей чертой большевистского «Красного проекта» является принципиальный отказ от всякой метафизики. В этом они действовали прямо в духе Фридриха Ницше, который всю свою жизнь посвятил борьбе с метафизикой (как наукой о «началах») и яростно проповедовал «исчезновение начал», «ликвидацию основ» и «господство чистого становления» («Бог умер»).

У большевиков было бедновато с метафизикой. Образно говоря, им нечем было надуть «красный шар», на котором они собирались отправить народ в светлое будущее. Пришлось надувать его краденым христианским духом (зачем-то одновременно перекрыв кран этого духа). Когда краденое выдохлось, шар упал. Теперь неистовый Кургинян ищет чем бы его снова надуть. Прекрасно! Но на этом «прекрасное» и кончается. Потому что Кургинян, во-первых, зачем-то пытается изобразить себя наследником никогда не существовавшей мифической «красной метафизики» якобы оставившей «красный след», а во-вторых, собирается надувать шар даже не из краденого христианского источника, а из какой-то выхлопной трубы – дремучего дуализма, раскрашенного гностическим фэнтези.

Я бы не полетел, а слушателям летней школы конечно самим решать.

Интересно как Кургинян трактует «остывание» упомянутого «красного шара». Читаем:

«Проблема губительного остывания общества в слабой степени осознавалась в конце сталинского периода, когда суровость и аскетизм сдерживали то разложенчество, которое рождает любое остывание мощного нагретого хоть светского, хоть любого другого культа... А вот дальше произошло самое страшное. Именно тогда, когда остывание краеугольного мировоззренческого культа он же – Красный проект, стало совсем очевидно, почему-то – по причинам особой тупости или предательства – стали яростно заколачивать все метафизические форточки, через которые в позднесоветское бытие могла втекать спасительная для него энергия, совместимая с изначальной природой этого бытия».

Час от часу не легче – восполнять потерю поддерживающего духа через «метафизические форточки». Вдруг чего надует! Но на какой втекающий в «форточку» дух он рассчитывает? Какая «спасительная энергия» в них «могла втекать»? Кургинян на этот счёт не распространяется, и может быть к лучшему.

Можно припомнить, однако, что когда в начале «лихих 90-х» открыли вообще все «метафизические форточки» в них налетела такая гадость (от американского Хаббарда до японского «Аум сенрикё» и китайской секты Муна) что до сих пор не могут проветрить помещение. «Метафизические форточки» очень опасны. Открывать их можно только очень избирательно и с глубоким знанием дела. Но такого глубокого знания дела начисто не было у большевиков и настолько мало у Кургиняна, что лучше бы уж не было вообще. Он тогда не вставал бы на эту скользкую дорожку.

9.      Далее Кургинян говорит очень правильные слова:

«…любой исторический проект (такой, как советский  Красный проект) существует пока есть цель.

Дело в том, что  к этой цели – к ней и только к ней – образно говоря, прикреплены огромные энергии.

Дело в том, что когда цель исчезает и тем более её убирают по-воровски, тихой сапой, эти энергии открепляются, но не исчезают. Закон сохранения энергии действует неумолимо, и это касается, конечно же и энергии общественной, социальной. А значит, эти сгустки энергии начинают прикрепляться к каким-то новым целевым векторам…

В самом деле, коммунизм перестаёт быть внятной целью, а внятная цель нужна. И что же? По большому счёту с этого момента целью становится капитализм».

Всё так. Но почему коммунизм перестал быть целью? Целью не в виде документа со словами «наша цель – коммунизм», а целью которая «становится материальной силой, как только она овладевает массами». И второй вопрос – почему опустевшее место заняла именно цель построения капитализма, а не какая-либо иная социальная идея?

Кургинян даёт очень поверхностный ответ. Мол сначала в 1961 году приняли дурацкую хрущевскую Программу КПСС (обещавшую коммунизм через 20 лет), а потом, после снятия Хрущева, стыдливо положили эту программу под сукно. Вот и потерялась цель.

В действительности всё было не так. Люди весьма снисходительно отнеслись и к очередному самодурству очередного генсека Хрущева, и к его громкому снятию с поста генсека, и к последующему тихому снятию «с повестки дня» его по-детски дурацкой Программы. Нашему народу не привыкать, и я помню как люди добродушно посмеивались по поводу всех этих «судьбоносных событий».

Коммунистическая идея как внутренний мотив, движущий людьми выветрилась по другой причине, а точнее по девяти причинам, о которых говорилось в самом начале.

10.              Далее Кургинян начинает нагнетать чувство ответственности живущих в России за пот и кровь пролитую за коммунизм предшествующими поколениями. Он называет эту ответственность перед «тем берегом» наших почивших предков «красным следом».

Безусловно, ответственность ныне живущих перед предками обеспечившими эту жизнь – дело не только благородное, но и жизненно необходимое. Обычно, связь с предками именуется «питающим корнем», Кургинян (одержимый любовью ко всему «красному») называет это «красным следом». И в связи с этим к нему вопрос – почему он столь избирателен? Почему его волнует только связь с предками проливавшими кровь за коммунизм в России (с большевиками) и не волнует связь с предками создавшими великую Российскую державу «отмененную» большевиками? Почему его не волнует ответственность перед нашими предками сгинувшими в ГУЛАГе? Что, их кровь не вопиет? Кургиняна волнует только «красный след» и он ухитряется обернуть это «волнение» очередным «лещём»:

«Я с прискорбием, а не с пафосом утверждаю, что весь этот след, если под ним подразумевать наличие мало-мальски сплоченной, живой и дееспособной структуры, умещается в этом зале».

Этой фразой Кургинян, уже который раз (и вновь «с прискорбием») подчёркивает, что его слушатели и есть то «малое стадо», которое единственное обладает истиной. Причём, истиной, которую им преподносит он – Кургинян. Кургинян всё время открещивается от обвинения  в сектантстве, но разве его подобные фразы не есть демонстрация сектантства.

11.              В главе XXIII Кургинян обращается к своей любимой теме пассионарности (страстности) как необходимейшего условия воплощения «Красного проекта».

Он пишет:

«…пассионарии — это люди, откуда-то черпающие страсть, готовые на подвиги, стремящиеся к настоящей благой борьбе, не способные жить в условиях мещанского уюта и дефицита смыслов.

Этот зов, эта неуспокоенность, эта страстность может оказаться направленной в разные стороны. Этот драгоценный для любого народа ресурс может оказаться истрачен попусту, слит, использован в качестве смертельного разрушительного яда. Он может оказаться и просто разрушительным для личности, превратившись в суицидальность или безумие. Но каковы бы ни были варианты использования данной страстности или страстоцветия тем или иным человеком, коллективное страстоцветение — это актив, двигатель, а в условиях краха — единственно возможный источник спасения через восхождение, для которого используется эта самая страсть».

Замечательно сказано. И из сказанного следует, что для того чтобы общество совершило восхождение из краха, в котором сейчас пребывает, в нём должна загореться пассионарность, расцвести «страстоцвет» (цветок, от названия которого произошло испанское женское имя Пассионария).

Далее говорится, что страстоцветие загорается от идейно-идеальной «метафизической субстанции» и приводятся замечательные слова французского писателя-коммуниста Анри Барбюса:

«Над драмами и комедиями жизни, над вереницей человеческих образов, над хором голосов и чредой проходящих мгновений стоит великая драма идей, порождающая все прочие драмы…

…Это такая сверхчеловеческая, неистовая, яростная схватка, что перед ней тускнеет привычная картина жизни; всё вовлекается в эту борьбу, всё ей подчиняется, всё приносится  в жертву…»

Сильно сказано! Вот, кажется, сейчас Кургинян и выдаст, наконец, идею способную вновь зажечь в людях угасший цветок «страстоцвет». Ан нет. Вместо этого он начинает говорить о некоем метафизическом «кроте истории, зов которого надобно уловить и переварить. Пассионарные личности как раз и обладают этой «улавливающей» способностью. Он пишет:

«О кроте истории говорили великие средневековые схоласты — Фома Аквинский и Альберт Великий. О нем говорит Шекспир в «Гамлете». Этим образом грезил Маркс. Мы только что еще раз убедились в том, насколько важен был этот образ для Блока. Но для всей когорты революционеров-большевиков образ этого самого крота имел колоссальное значение. Еще раз подчеркну, этот образ не был обычным расхожим образом. Он был чем-то, сотканным из идеальной субстанции. Многие большевики прямо говорили о том, что они слышат, как роет крот в буквальном смысле этого слова. В пародийном виде это изображено в фильме Абуладзе «Покаяние».

Далеко не обязательно быть строго канонически религиозным человеком для того, чтобы чувствовать некие времена и некий зов. Те, кто его чувствуют с особой силой и бурно на него откликаются, — это и есть пассионарии в полном смысле данного слова».

Ох, как всё это мутно! Чувствовать «зов» какого-то там метафизического «крота истории», вместо того чтобы оставаясь в поле научной, или хотя бы политической, или хотя бы, шут  с ней, метафизической дискуссии, честно обсудить главный вопрос – как нам жить дальше.

Кургинян видит способ исцеления общества в достижении «страстности», и в этом он, как кажется, уподобляется Гиппократу, говорившему – «Дайте мне горячку (т.е. высокую температуру) и я вылечу любую болезнь». Однако, аналогия здесь мнимая, хотя и соблазнительно красивая. Человеческое тело знает как себя лечить, и ему для исцеления действительно нужно лишь напряжение (горячка). А вот человеческое общество не знает как себя лечить и «горячка» для него может быть не лекарством, а самой болезнью.

Сначала надо знать – потом делать. Для дела нужна «страстность», для достижения знания, прямо противоположное – бесстрастие. Как известно, монахи, стремясь к совершенному знанию, искали прежде всего именно бесстрастия. Не «тепло-хладного» состояния души (о котором ещё апостол Иоанн говорил: «Горе тебе, что ты не холоден-не горяч!»), а невозмущенности души страстями. Почему? Потому, что как лишь тихая гладь озера способна без искажения отражать небесные облака, так лишь невозмущенная рябью страстей душа способна без искажения отражать небесную правду.

Как говорил Серафим Саровский: «Стяжи дух мирен и вокруг тебя спасутся тысячи».

Кургинян, верный своему неприятию христианской духовной традиции, ищет прямо противоположного – страстности. Тогда, дескать, через «четвёртый этаж» сознания в него влетят метафизические «накаленные смыслы». Однако, что в действительности влетит в такую душу – неведомо. А точнее, хорошо ведомо. Ведом и результат. Как это в песне Высоцкого – «…Сколько лесу повалено-о-о…». Вообще, те кому приходилось близко общаться с этими «слышашими зовы» подтвердят, что они оставляют весьма тягостное впечатление.

Кургинян же продолжает:

«Самое коварное состоит в том, что только часть этих людей соединяет этот, к ним направленный, зов с собственным хорошо оформленным содержанием. У большинства же такого оформленного содержания нет. Но это не значит, что содержания нет вообще. На месте такого содержания находятся какие-то плохо оформленные сгустки, обладающие сверхценным качеством, которое можно называть «смыслоэнергочувствительностью». Эти сгустки находятся на определенном этаже сознания подобной — пассионарной в моем понимании этого слова — личности.

Они находятся не на первом этаже, где расположены инстинкты.

И не на втором этаже, где расположено человеческое «я», оно же — идентичность.

И не на третьем этаже, где расположено сверх-Я или моральная критика.

Они расположены на четвертом этаже, о котором я заговорил в своих передовицах «Четвертый этаж».

Тут Кургинян сел на одного из своих любимых «коньков» - теорию «четырёх этажей» человеческого сознания.

Не понятно только, зачем он вводит свою новую терминологию там, где давно уже существует старая. Так кургиняновский 1-й этаж (где расположены инстинкты) именуется подсознанием, 2-й этаж (где по Кургиняну расположено человеческое «Я») – сознанием; 3-й этаж (где расположен нравственный закон) – совестью (в христианском понимании это Закон Божий впечатанный в душу); 4-й этаж (воспринимающий высшие метафизические смыслы) – сверхсознанием или духом. В христианстве различают душу (орган заведующий мыслями и чувствами) и дух (орган общения со внеземным – метафизическим). В индийской традиции исследуется, можно сказать, анатомия души с различными составляющими её «телами» (астральное, ментальное, витальное, атмическое и т.д.). Этой традиции тоже не одна тысяча лет.

Что нового вводит «новая» кургиняновская терминология? Ровным счётом ничего. Тогда зачем она нужна? Похоже она нужна Кургиняну лишь для того, чтобы очередной раз дистанцироваться от древних духовных традиций, именуемых религиями. Ну и, возможно, чтобы быть автором какой-то своей «новой», сугубо кургиняновской метафизической концепции.

И то, и другое очень настораживает. Духовный опыт говорит о том, что неприязнь к традиционным духовным традициям в сочетании  с зудом быть автором собственного «метафизического» учения – обычно симптом серьёзной «ряби» на «4-м этаже».

Далее, в главе XXV, Кургинян пускается в своё любимое занятие – анализ. В данном случае, анализ ситуаций возможных на «4-м этаже», с разложением их по полочкам (вариант №1, вариант №2 и т.д.). Здесь всё точно, как всегда когда Кургинян находится в русле своего очевидного профессионального призвания – аналитики.

12.              Но вот в той же главе, он вновь пускается в оперирование «мутными» терминами. В этот раз таким «мутным» термином у него является термин – «враг».

Кто это или что это такое? То ли Запад, то ли ЦРУ, то ли Тайное мировое правительство, то ли пропагандистская пушка, то ли метафизический враг, природа которого тоже не проясняется (уж не дьявол ли) или приглянувшийся Кургиняну «предвечный мрак».

Читаем:

«Но произошедшее в 1941 году и было простейшим и очевиднейшим — осязаемым и очевидным вторжением смертельного врага на территорию нашей Родины. Если бы враг так же вторгся на территорию нашей Родины в 1991 году, да еще бы стал бомбить города и сжигать дома, убежден, нашлись бы миллионы пассионариев, которые в ответ на это стали бы совершать настоящие подвиги». – Вроде бы пока речь идёт о враге, как о вполне материальном внешнем агрессоре. Однако читаем далее. – «Но враг поступил иначе. Он знал, как надо поступить для того, чтобы простейшие приемные устройства, находящиеся на четвертом этаже у русского человека, (т.е. на уровне сверхсознания, воспринимающего уже метафизические сигналы – А.Ж.) не отреагировали по принципу «пришла беда — открывай ворота». Нужны были все-таки другие устройства на четвертом этаже для того, чтобы принять более сложный сигнал метафизического бедствия…»

Вот с этого момента повнимательней. Речь идёт, ни много ни мало, о «метафизическом бедствии», да ещё подстроенным так, чтобы «приемник» в башке русского человека «не отреагировал». Если речь всего лишь о «враге» материальном (скажем, идеологической службе США), то это конечно «суперслужба», потому что она пускает свои идеологические снаряды не прямой наводкой, а через некую стратосферу, именуемую метафизикой. Однако, дальше становится ясно, что для этого «врага» приставки «супер» маловато, потому что он обладает прямо-таки нечеловеческими возможностями. Читаем далее у Кургиняна:

«Враг успел разгромить в мозгах молодежи очень и очень многое.

Он осуществил декультурацию этих мозгов, обеспечив отчуждение молодежи от собственной культуры.

Он осуществил десоциализацию, лишив молодежь возможности развивать навыки плотного коллективного существования.

Он испарил большие и накаленные смыслы, повредив энергетику…

Враг фактически подавил или попытался подавить эмоциональную жизнь молодежи.

Он сделал всё возможное, чтобы внушить ей, что каждый за себя.

Он попытался развратить ее секс-пропагандой, попытался вбить в головы абсолютное значение потребительских ценностей.

Он предложил молодежи трудиться только за деньги…

Он сильно давит на молодежь, демонстрируя ей всеобъемлющие возможности, возникающие у тех, кто оказался наверху…

Он поселил в молодых душах страх перед разрывом связей с чудищем под названием «нормативная социальная жизнь».

Он сделал всё для того, чтобы молодежь разучилась трудиться по-настоящему.

И уж конечно, он приложил особые усилия и всё свое мастерство для того, чтобы, во-первых, не допустить наличия на четвертом этаже полноценных приемников. И, во-вторых, повредить каналы, по которым с четвертого этажа сигнал должен поступать на другие».

Последняя акция «врага», что называется зашкаливает. Шутка ли дело, «не допустить наличия на четвёртом этаже (т.е. на уровне сверхсознания русских людей) полноценных приёмников метафизических сигналов! И, во-вторых, повредить каналы, по которым с четвёртого этажа сигнал должен поступать на другие (т.е. разомкнуть связь сверхсознания с сознанием и подсозанием)». И такое «враг» сумел сотворить не с отдельным представителем племени юмба-мумба, а со 100-миллионным народом, обладающим выдающейся культурой и тысячелетней духовной традицией.

Тут что-либо одно: либо Кургинян заигрался в метафизику, либо под «врагом» он подразумевает представителя той самой «предвечной тьмы». А может быть отзывается театральное прошлое автора.

 В одном Кургинян безусловно прав – в России произошло «метафизическое бедствие», но не смотря на свои невиданные прежде размеры, оно старо как мир и объясняется без всяких гностических фэнтези в рамках традиционной духовной традиции.

То что в духовном плане произошло с Россией можно назвать «драмой в три действия». Первое – богоотступничество, но с продолжением движения на религиозной энергии; второе – истощение этой энергии в виду отвержения от её источника; третье – всасывание в образовавшийся духовный вакуум всевозможных духовных помоев (свято место пусто не бывает). «Враг», которого  таким всеуспевающим изобразил Кургинян, вообще ничего не смог бы сделать, ели бы не эта наша «самоподготовка». А так ему достаточно было лишь подносить всё новые помои к нашей сосущей вакуумной воронке.

Конечно, реальная действительность много сложней любых простых объяснений, но главное тут схвачено. Причём эта драма из трёх действий, регулярно в разных вариациях повторяется со дня «Грехопадения Адама». Как только человек отступает от Бога, он лишатся и источника жизненной силы, и источника истины (внутреннего компаса). Какое-то время он по инерции «колобродит», а затем к нему (ослабшему) подступает «враг» и заполняет опустевшую душу новым содержанием.  Божью правду подменяет правдоподобной ложью, а божью энергию (вдохновение) – страстями. Именно так рождаются многие пассионарии.

Страстоцветие страстоцветию рознь. Это вопрос тонкий.

13.              В главе XXVI Кургинян говорит о произошедшей в стране «катастрофе смысла» (браво!), затем в главе XXVII о том, что возрождению должно предшествовать «искупление» (дважды браво!), а в главах XXVII-XIX о том, что главное препятствие на этом пути «декультуризация постсоветской молодежи» - потеряны общекультурные маяки (трижды браво!).

Затем с главы XXX по главу XXXVI он проводит философский ликбез для молодёжи – архинужное дело!

Проследим, однако, за ходом этого ликбеза потому, что в эту полезнейшую интеллектуальную пищу опять вставлены ядовитые таблетки.

Кургинян начинает с рассказа о многолетней полемике школы британца Джона Локка (1632-1704), и школы рационалистов Рене Декарта (1590-1650), к которой принадлежали также Бенедикт Спиноза (1632-1667), Гольфрид Лейбниц (1646-1716), Иммануил Кант (1724-1804), Георг Гегель (1770-1831) и др.

Д. Локк утверждал, что новорожденный человек есть tabula rasa (чистый лист), и воздействием внешних факторов на его чувства (сенсуализм) из человека можно «вылепить» всё что угодно («Опыт о человеческом разумении», 1690; «Мысли о воспитании», 1693). Преклонявшийся же перед разумом Рене Декарт и его последователи рационалисты считали, что человеческий разум может действовать автономно, в том числе и вопреки внешним воздействиям.

Главный тезис Локка гласил: «Нет ничего в разуме, чего до этого не было бы в чувствах».

Ответный тезис Лейбница: «Нет ничего в разуме, чего раньше не было в чувствах, кроме самого разума».

По Локку человеческий разум сам по себе пассивен и реагирует лишь на внешние раздражители воспринимаемые через чувства. Следовательно, через внешние раздражители можно сформировать любую личность.

По Лейбницу, человеческий разум, личность обладает самостоятельной активностью. Это не tabula rasa, на которой с помощью внешних раздражителей можно писать любые письмена.

Этот древнейший спор уходит корнями в античность. Дж. Локк принял эстафету от лидера древнегреческих софистов Протогора (485-410 до н.э.), говорившего, что «человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют» (т.е., лишь чувства человека несут информацию о вещах). Лейбниц же, принял эстафету от преклонявшегося перед человеческим разумом Сократа (469-399 до н.э.). Мысли обоих донесены до нас Платоном (427-347 до н.э.) в его произведении «Теэтет».

Дж. Локк и его виднейший последователь Девид Юм (1711-1776) были британцами (Юм – шотландец), поэтому их учение непоколебимо утвердилось в английской, а затем и американской психологии. Из психологии его принципы целиком перекочевали в английскую и американскую системы образования и воспитания.

Известный американский психолог уже XX века Гордон Олпорт (1897-1967) считает, что в американской «научной психологии» прочно утвердились локковские принципы и развиваются преимущественно так называемые «стимульно ориентированные направления психологии». Он пишет: «Даже мотивацию, которая кажется самым центральным и спонтанным феноменом личности, [сторонники Локка] рассматривают как некое влечение, возникающее в ответ на периферические изменения, приводящие к избытку или недостатку стимуляции в полостях тела».

Проще говоря, влечения – это энергетические подталкивания к снятию напряжения порожденного голодом, жаждой, дефицитом кислорода, действием половых гормонов и т.д. Если же вас кормить и звонить в колокольчик (опыт академика Павлова), то вы и на колокольчик будете реагировать как на влечение.

Олпорт продолжает:

«…Обучение (в США) рассматривается как замещение одного стимула другим или одной реакции — другой. Зона между стимулом и реакцией (в эту зону Лейбниц «помещал» интеллект) считается маловажной или незначимой… Эмпиризму Локка присущ еще один постулат: малое и молекулярное («простые идеи») более фундаментально, чем большое и молярное («сложные идеи»). Сегодня личность рассматривается как взаимосвязь рефлексов или свойств. <...> Верхним уровням иерархии [свойств] уделяется мало внимания. Внимание большинства психологов, работающих в области обучения и развития, поглощено именно уровнем элементарных навыков».

То есть, американская система обучения и воспитания напоминает дрессировку с целью приобретения элементарных навыков (именно эту систему упорно пытается внедрять наше нынешнее Российское Министерство образования).

Олпорт отмечает три предпочтения локковской традиции:

1)      предпочтение внешнего перед внутренним;

2)      предпочтение отдельных элементов перед целостной структурой;

3)      предпочтение извне стимулированного перед рожденным собственной активностью.

Лейбницевская традиция, напротив, утверждает, что человек не набор действий и не место действия внешних стимулов, а он сам – источник действия.

Сама активность человека воспринимается не как возбуждение на стимуляцию, она целенаправлена действием какой-то собственной внутренней «пружины». То есть человек не воск (из которого лепи, что хочешь), а саморазворачивающаяся пружина.

Источниками этой лейбницевской традиции являются две идеи: идея «энтелехии» Аристотеля и идея «интенции» Фомы Аквинского.

«Энтелехия» Аристотеля – это внутренняя цель и окончательный результат (так из грецкого ореха вырастает дерево благодаря заключенной в орехе энтелехии). Душа, по Аристотелю, это первая энтелехия природного тела, способного к жизни. Душа есть сила, действующая посредством тела, а тело – орудие души.

Фома Аквинский (1225-1274) связал христианское вероучение с философией Аристотеля. Согласно Фоме Аквинскому психические процессы тварного человека представляют собой лестницу восходящую к Творцу. Интенция – это направленность сознания на свою цель, обеспечивающая восхождение души.

***

И вот в этом месте своего очень содержательного «ликбеза» Кургинян выдаёт чрезвычайно характерную для него ремарку:

«Естественно, что средневековый религиозный философ считал, что эта лестница восходит к богу (Кургинян везде пишет слово Бог с маленькой буквы), но то, что эта лестница психических процессов восходит, важнее того, куда она восходит».

Вот это принципиальнейший момент! По Кургиняну движение имеет наивысшую ценность. Оно важнее, чем цель движения! Вот тут давайте приостановимся.

Сравните. Фома Аквинский считал, что в человека заложена некая «программа» - пружина, толкающая его к Богу. Направленную силу этой пружины он называл интенцией. Ясно, что в этой «программе» главным является не модуль, а вектор – направление движения – цель. Николо Макиавелли даже довёл этот принцип до социально опасной формулы – «цель оправдывает средства».

Кургинян же переворачивает эту опаснейшую формулу Макиавелли противоположной, ещё более опасной стороной – «движение сверхценно, а цель движения вторична». Главное – «движуха»! Это не случайная оговорка Кургиняна потому что она чётко стыкуется с его же предыдущими идеями: о «пассионарности» и о «накаленных смыслах». Всё это вариации на тему упомянутого уже рецепта Гиппократа – «Дайте мне горячку…»

Здесь Кургинян, действительно, демонстрирует свою верность «красному следу» -  «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», «Пусть сильнее грянет буря» и т.п. – наивно святому в начале XX столетия и опасно – провокационному в начале XXI- го.

Но продолжим конспект ликбеза (он действительно хорош!).

У Фомы Аквинского интенция и выбор – это два элемента свободного и нравственного акта воли, при том, что направление этому акту задаёт разум.

Интенция – это вкладывание души в то, что ты делаешь. В религиях, например, это  вкладывание души в молитву (в иудаизме это «кавана», в исламе «ният»).

Бенедикт Спиноза (1632-1677) ввёл сходное понятие «канатус» - усилие, намерение, склонность, тенденция.

Лейбницевская традиция, идущая от Аристотеля к Фоме Аквинскому, Спинозе и Лейбницу, а от него, к Канту и далее не менее представительна и авторитетна чем локковская…

Но… важнее другое. То что и энтелехия и интенция, и вообще любая несводимость человеческой личности к «чистому листу» Локка неизбежно задействует «четвёртый этаж» (сверхсознание – А.Ж.). И не просто «четвёртый этаж» как вместилище каких-то улавливаний, а четвёртый этаж как активный смыслоэнергетический центр...

Школа же Локка, в том виде как её описывает американец Олпорт, хотела бы свести всю человеческую мотивацию к снятию напряжений, избеганию боли и дискомфорта, избеганию напряжений.

И для Фрейда это так, и для очень многих. Удовольствие – это снятие напряжения. Вся мотивация человека есть реализуемое стремление к снятию напряжения…

Олпорт пишет:

«Во многих отношениях эта [локковская] модель человеческой мотивации неоспорима. Ничто не может быть более очевидным, чем тот факт, что наши влечения (нужда в кислороде, пище, сексе) представляют собой настоятельную потребность в снижении напряжения. Но чем больше мы размышляем о сути дела, тем сильнее начинаем подозревать, что занимаемся только одной половиной проблемы. <...> Нам известны надежные способы снятия напряжения, но мы также отбрасываем старые привычки и идем на риск в поисках новых линий поведения…

Развитие, говорит он, осуществляется только через риск и изменение. Но риск и изменения чреваты новыми и часто неизбежными напряжениями, избегать которые мы считаем ниже своего достоинства...

Локковская формула снятия напряжений… терпит неудачу при попытке понять природу собственных стремлений. Они [лейбницевцы] указывают, что для собственных стремлений характерно сопротивление равновесию: напряжение скорее поддерживается, чем снижается».

Далее приводится, как пример, биография Рауля Амудсена (1872-1928). Рассказывается о том

«…что в пятнадцатилетнем возрасте им овладело страстное желание стать полярным исследователем. Преграды к исполнению этого желания казались непреодолимыми, и велик был соблазн снизить порождаемое ими напряжение. Но собственное стремление было весьма настойчивым. Каждый успех приносил ему радость и одновременно повышал уровень его стремления, поддерживал его главную задачу. Пройдя северо-западным проходом из Атлантического в Тихий океан, он предпринял тяжелую экспедицию, завершившуюся открытием Южного полюса. Затем… вопреки крайним трудностям совершил трансарктический перелет. Свою миссию он выполнял без колебаний до конца жизни (он погиб в Арктике, спасая экспедицию менее талантливого исследователя Нобиле)».

Локковская психология явно не применима к таким личностям, как Амунсен, который всю жизнь боролся со всеми соблазнами расслабления (т.е. локковского снятия напряжения).

Далее Кургинян вводит два новых термина (он, вообще любит вводить новые термины даже там, где есть хорошие старые). Подводя итог многовековой дискуссии школы Локка (эмпирики и сенсуалисты) со школой Лейбница (рационалисты) Кургинян делает вывод, что в каждом человеке есть субличность «Дельта» (подчиняющаяся формуле Локка) и субличность «Альфа» движимая смысло – энергетическими импульсами, принимаемыми на 4-м этаже сознания (согласно авторской кургиняновской 4-х этажной модели сознания). Они же – энтелехия Аристотеля, они же – интенция Фомы Аквинского, они же – канатус Спинозы.

Амунсен прожил настоящей человеческой жизнью, жизнью Альфа. Дельта же – это либо жизнь животного, снимающего простейшие напряжения, либо жизнь суррогата человеческой личности.

Кургинян заканчивает этот раздел своей статьи словами: «Человек — это только Альфа. А задача глобального миропорядка — убрать эту Альфа или сохранить ее в нацистском варианте. А большинство превратить либо в зверей, снимающих простейшие напряжения, либо в суррогатных людей, снимающих напряжения чуть более сложные».

До этого момента всё идёт прекрасно, и можно только восхищаться «ликбезом» проведённым Кургиняном для слушателей летней школы «Сути времени».

Но покончив с популярным изложением одной из важнейших страниц истории науки он переходит к собственным умозаключениям и тут вновь начинается, извините, «кургиняновщина».

Он вопрошает:

«За счёт чего, в сущности, обрушился Советский союз и коммунизм»?

И отвечает:

«За счет того, что при так называемом развитом социализме, а, в общем-то, еще раньше, стали создавать советский вариант суррогатного человека, советского мещанина-потребителя, советскую личность, в которой субличность Дельта подчинила субличность Альфа.

Что значит искупить такое преступление, породившее такие последствия?

Это значит действительно обнаружить, выявить, напитать, взрастить в себе Альфу, выдержать бой с Дельтой и подчинить Дельту Альфе однажды и навсегда.

Так вот, если мы говорим об искуплении и понимаем цену красному следу, если мы действительно серьезно относимся к СССР 2.0, к коммунизму 2.0, к Красному проекту, проекту «Сверхмодерн», то чем борьба за всё это отличается от арктических борений Амундсена»?

Как неразрывно здесь переплетены (в фирменном кургиняновском стиле) верные утверждения, вдохновляющие призывы и… неправда.

Вновь всё дело выставляется так, как будто советские люди променяли прекрасную мечту на чечевичную похлёбку и оттого-то дескать и обрушился Советский Союз. Повторяю, это неправда, и «втирать» её можно только нынешним молодым людям не жившим в том реальном Советском Союзе.

Принципиальные преимущества социализма так велики, что они прорвались великими достижениями даже сквозь режим, действовавший в СССР. Но это плюс социализму, а не режиму. И если кто-то собирается восстанавливать социализм в России вместе с режимом, то я против.

Когда-то давно Герцен сказал, что «моральная оценка событий и журьба людей относятся к низшим степеням понимания». Похоже Кургинян, не смотря на всю свою эрудицию, находится на именно этих «степенях понимания». По Кургиняну СССР рухнул потому что люди «сдулись». Так надобно просто их снова «надуть» всякой там «пассионарностью; энтелехией, интенцией, канатусом – в общем чем-нибудь горяченьким – и дело наладится. Конечно, я утрирую, но ведь по сути-то именно в этом состоит его рецепт лечения общества очередной «горячкой».

***

И ещё одно, о чём давно хочется сказать. Что это у него, у Кургиняна, за нездоровая привязанность к слову «красный»? «Красный проект», «Красный след», «Красная весна», «Красная метафизика», даже заголовки в газете все красные – уже тошнит от красного, а ему хоть бы что.

И неужели он (всё-таки режиссёр и руководитель театра) не понимает, что афиши с названиями «СССР-2.0» или «коммунизм-2.0» не привлекают, а отталкивают. Что это за компьютерная лексика. Почему хотя бы не СССР-2, а именно СССР-2.0? На кой хрен этот ноль после точки? Или что, возможен вариант 2.1 или 2.4? Ну какая Великая Идея может существовать под номером, да ещё в виде числа с десятыми?

А то, что он всё время помещает на своём знамени борьбы за светлое будущее России слово «сверхмодерн» - просто никуда не годится. Термины модерн, постмодерн, контрмодерн, сверхмодерн употребляются в культурологических рассуждениях, но даже они (культурологи) никогда не соотносят свою собственную жизнь с этими спецтерминами.

Сказать нормальному русскому мужику (не зависимо от его интеллекта, образования и статуса) пойдём, дескать, строить в России «сверхмодерн» (не щадя живота своего) – значит наверняка нарваться на грубость. Пошлёт с этим грёбаным «сверхмодерном» куда подальше и правильно сделает. Ну не вдохновляет и не может никого вдохновить такая  высосанная из замороченного аналитикой мозга культурологическая цель. Неужели, не новичок в вопросах идеологии Кургинян, этого не понимает? Дело здесь не только в нерусскости лозунга, но и в сути.

Сам же Кургинян в Манифесте «Сути времени» несколько раз повторяет, что России чужд «Модерн» в принципе. И это совершенно верно, потому что сутью Модерна являются две западные идеи. «Прогрессизм» (почитающий прогресс самоценностью) и «Гуманизм» (ставящий человека на место Бога в центр мироздания). Обе эти идеи чужды «бытийному» русскому сознанию и поэтому, вся «модерновая» линия развития общества (премодерн – модерн – контрмодерн – постмодерн) идёт мимо России, задевая её лишь касательно. Но тогда и «сверхмодерн», как путь выхода из «модернового» тупика, тоже не имеет прямого отношения к России. Это всё не про нас, а опять про Запад.

И ещё одно. Когда Кургинян рассказывал о психологической школе Локка, почитающей человека пассивным «чистым листом», на котором с помощью внешних воздействий можно писать любые письмена, то он почему-то не заметил того, что прямо бросается  в глаза. А именно, что марксизм-ленинизм, с его основополагающей формулой «бытие определяет сознание» и намерением создать нового человека путём изменения внешних условий (производственных отношений, прежде всего) тоже находится в русле локковского учения. И империализм, и коммунизм солидарно взяли на вооружение формулу Локка для формирования «нового человека» подходящего для их противоположных целей – крайности сходятся.

Правда надо признать, что наша советская система образования в корне отличалась от, например, американской. Наша учила думать и творчески применять знания, а американская – заучивать информацию и приобретать «элементарные навыки», готовя узких специалистов.

Но замечательная советская школа не была советским изобретением. Она унаследовала традиции русской гимназии, где замечательные черты русского образования были выражены ещё ярче – выпускник дореволюционной русской гимназии был весьма широко образованным и творчески ориентированным человеком.

Кургинян утверждает, что СССР обрушился из-за преобладания локковской «Дельты» в советских головах и винит в этом самих же людей. Однако, будучи последовательным он должен был бы признать, что это преобладание «Дельты» с необходимостью должно было вытекать из основополагающих марксистских формул: «Бытие определяет сознание» и «Бытие первично, сознание вторично». Это ведь чистый Локк! Слава Богу, что обе формулы глубоко ложны.

Далее (с главы XXXIX по главу XLI) Кургинян ведёт разговор о том, как отремонтировать поврежденный «четвёртый этаж» в башке постсоветского человека. Он верен своей аналитической манере (Момент №1, Момент №2 и т.д. до №6), и везде точен. Всё по делу. Особенно там, где он говорит о преодолении эгоцентризма. Того самого «эго», которое омертвляет всё к чему прицепляется – даже любовь. Кстати, именно этой борьбой с «эго» (с самостью и гордыней) всегда занимались православные монахи.

К сказанному Кургиняном можно бы добавить определение любви, данное в Большой Советской Энциклопедии (да-да, в  БСЭ). Вот что там написано: «Любовь – это чувство самоотверженной привязанности». Гениальное определение! Причём в лучших научных традициях удовлетворяющее требованию необходимости и достаточности. Всё нужное сказано и сверх того не сказано ни одного лишнего слова. Всего три слова. Первое: любовь это чувство. Не мысль, не идея, не физиология, а чувство (сразу определено её место в многомерном пространстве всевозможных категорий). Второе: любовь это чувство привязанности; любящий нерасторжимо привязан к объекту любви, привязан настолько, что сливается  с ним в одно целое, не мыслит себя отдельно. И третье: любовь это чувство самоотверженной привязанности. То есть, любящий отвергает своё «эго», он не только не ищет своего в любви, но и готов пожертвовать всем своим ради предмета любви.  Гениальное определение! Знать бы кто составлял эту словарную статью. Но это к слову.

Покончив с «эго», Кургинян снова (с главы XLII) возвращается к разговору о метафизике и вновь «плывёт» (не его эта тема!). Читаем:

«Шесть моментов, которые я уже обсудил, требуют возврата к обсужденной теме «четвертого этажа», четвертого пространственного измерения, метафизики высших смыслов.

О чем, собственно, говорят мои отсылки к таким авторитетам, как Раушенбах, Гинзбург и другие?

Они говорят только о том, что наука вообще и теоретическая физика в частности перестали быть естественным и надежным убежищем атеизма, который я здесь рассматриваю как веру в то, что не существует ничего, кроме реальности, определяемой тремя пространственными координатами и временем».

Тут первая плюха. Атеизм это не то, что Кургинян произвольно «здесь рассматривает», а строгий общепринятый научный термин, означающий «отрицание Бога» или в буквальном переводе с греческого – «безбожие» (греч. а – «без», теос – «Бог»). Атеизм это отрицание Бога-Творца, а не каких-то там свойств пространства и времени. Ни теология, ни атеизм никогда не связывали свои утверждения с количеством пространственных измерений.

Кургинян же продолжает:

«В XIX веке можно было сказать, что в пределах трехмерного пространства принципиально нет места для инобытия в его религиозном варианте. В XXI веке так сказать нельзя. Потому что в четырехмерном пространстве место для инобытия в его религиозном понимании в принципе существует. И именно на это указывает тот же Раушенбах. Но из наличия места для инобытия не следует наличие этого инобытия и уж тем более из этого не следует, что инобытие должно обладать всем тем, что ему предписано религией (Рай и Ад, ангелы и черти и т. д.). Наука XXI века просто констатирует, что место для инобытия в принципе есть. И она этим ограничивается… Вера повествует на языке того, какие есть ангелы, какие у них крылья…»

Вновь плюха за плюхой.

Во-первых, ни в XIX веке ни ранее наука ничего не говорила и в принципе не могла ничего говорить ни о наличии, ни об отсутствии «инобытия». Потому что наука занимается только тем, что можно воспринять органами чувств, измерить приборами или осмыслить логически. А «инобытие» по самому смыслу слова есть то, что находится за пределами и первого и второго и третьего. О «инобытии» корректная наука может сказать только то, что это не её область.

Во-вторых, можно напомнить, что в XIX веке ничего не было известно, например, и об электромагнитных волнах – невидимых для человека. Чем это не «инобытие» по-Кургиняну. Ведь по большому счёту открытия дотоле невидимого 4-го пространственного измерения ничем не отличается от открытия дотоле невидимого электромагнитного поля. Всё это никакое не «инобытие» и не метафизика, а всего лишь расширение физики. Метафизика это не расширенная физика, а то, что в принципе «после физики».

И, в-третьих. С чего это Кургинян взял, что религия это «предписание» каким следует быть «инобытию» или, тем паче, описание «какие у ангелов крылья». Слово «религия» означает «воссоединение» (от лат. Religare – воссоединять). Это путь воссоединения человека с Богом.

Во всех мировых религиях есть представление о духовных сущностях (потому что есть духовный опыт общения с ними), но ни в одном из религиозных канонов (не говоря уже о догматах) даже не затрагивается вопрос об их физическом облике. Уже хотя бы потому, что физического облика они не имеют. Все текстовые выражения касающиеся облика духовных сущностей («шестикрылый серафим» и т.п.) имеют метафорический, символический, аллегорический, т.е., иначе говоря, художественный смысл. Другое дело, что на теле любой мировой религии паразитируют элементы суеверно-народного мифотворчества, где уже может быть всё что угодно. Но нельзя же именем бородавки на теле именовать само тело.

Создаётся впечатление, что Кургинян либо вовсе не читал серьёзных религиозных философов, а саму религию почитает прибежищем обрядоверов, суеверов и схоластов (спорящих о том, сколько ангелов может уместиться на кончике иглы), либо он просто-напросто, такой же богопротивник как восхищающие его Маркс и Ленин, твердившие, что «религия – опиум народа».

Кургинян не раз заявлял о совей нерелигиозности. Но если Бог есть (а Он есть), то «нерелигиозность» есть неспособность души ощущать Божье присутствие в мире. Это результат серьёзной поломки на том самом «4-м этаже» сознания.

Однако читаем далее. Кургинян пишет:

«Наука перестала говорить светскому человеку: «Я запрещаю тебе даже помыслить о том, что реальный мир сложнее, нежели система из трех пространственных измерений и времени».

Очень важная, хотя и невзначай сделанная проговорка. Оказывается советская наука таки «запрещала» советскому человеку думать не так, как ему предписано. К этому надо добавить, что прежде самой советской науке тоже было запрещено думать не так, как ей предписано. Кем предписано? Да партией, конечно. И это управление наукой партийными чиновниками (из которых лишь единицы имели высшее образование) не было случайным самодурством, а было освещено ленинским тезисом «о партийности науки».

Эту страничку нашей истории тоже надо бы учитывать при поиске причин краха СССР. Трудно было бы ожидать от людей умственного труда (людей думающих) особо восторженного образа мысли по поводу режима запрещающего им даже свободу мысли. Этот запрет не был пустой угрозой. Истреблялись ведь целые научные школы (генетики, кибернетики, лингвисты); многие поплатились за свои научные (не политические!) мысли не карьерой даже, а головой. Погиб в тюрьме Вавилов, сидел Туполев, чудом спасся в Соловецком лагере Лихачев, а в калымских лагерях Королёв. Или опять скажите этого не было или было в полезных нанодозах?

Кургинян пишет далее: «Метафизичность шире религиозности». Это так. Но пока что сведения о метафизической области поступали только из двух древних источников – из религий и оккультизма. От религии, так сказать, с переднего крыльца, от оккультизма – с заднего (черного). Кроме этих двух древних (прошедших испытание временем) источников есть ещё только метафизические фэнтези. Это многообразные гностические построения, ни на чём кроме возбужденной фантазии их авторов не основанные.

Отвергая религиозный (самый доброкачественный) источник метафизических сведений и, надеюсь, отвергая оккультный (самый злокачественный) источник, Кургинян остаётся лишь с одной возможностью – довериться метафизическим фэнтези гностиков. Есть правда ещё четвёртая возможность – нашарить в собственном «четвёртом этаже» какую-нибудь гениальную метафизическую концепцию. Боюсь и сказать, но кажется, Кургиняна подмывает именно в эту сторону. Ну да, будем надеяться, пронесёт.

Кургинян, тем временем, начинает уже формулировать выводы, нумеруя их в своём излюбленном стиле (первый, второй… и так до восьмого):

«Первый вывод из того, что я изложил в своем исследовании — право на метафизичность для человека, признающего авторитет науки».

То есть, речь идёт о праве на занятие «вне физикой» для человека, доверяющего физике – философский абсурд какой-то!

«Второй вывод. Метафизичность, будучи реабилитированной (спасибо, дождались!) и будучи несводимой к религии, может быть не только белой, то есть гуманистически религиозной, или черной, то есть антигуманистически религиозной. Есть еще и красная метафизика. Она есть как возможность и как реальность, как великое советское культурное наследие. Не лгите нам, что все красные вне метафизики. Что, Петров-Водкин вне нее? Или он не красный?

Нельзя отдавать метафизику белым и черным».

 «Белые», «черные», «красные»! Казаки-разбойники какие-то, а не метафизика. И не надо брать на горло («Не лгите нам…») – мы не на политшоу Владимира Соловьева. Метафизика это то, что говорит о началах начал. Где «красное» учение о Началах Начал? Или диалектический материализм есть учение о Началах Начал? Марксизм всегда категорически отрицал метафизику. Сначала словом, потом расстрелами, концлагерями, взрывами храмов, давлением на науку и искусство. Не лгите нам про «красную метафизику»! Её не было или она была как отрицание. А то, что метафизические порывы духа пробивались сквозь всё это, так это не благодаря, а вопреки.

Кургинян всё время путает метафизику, то с четвёртым измерением, то с идеологией («накалёнными смыслами»), то с искусством (которое, конечно же не возможно без движения духа).

Но тем не менее продолжает:

«Деметафизация красной идеологии способствовала остыванию советского проекта и его гибели…»

- Как ещё можно было «деметафизировать» то, что изначально было «деметафизикой»? –

«…Реметафизация красной идеологии осуществит нечто прямо противоположное, вернет в мир коммунизм 2.0, СССР 2.0».

Не буду больше ёрничать по поводу этих его «реметафизаций», а попробую принять его ход мыслей. Кургинян говорит, что повторное одухотворение выдохшейся «красной идеологии» оживит коммунистическую идею. Это конечно так. Красная идеология действительно выдохлась (мы уже говорили почему), а одухотворение (хоть повторное, хоть первичное) – это и есть оживление. Но весь вопрос в том, каким духом будет повторно одухотворяться эта идеология. Судя по писанному ранее, Кургинян собирается её одухотворять дуализмом с элементами самодельного гностицизма («эросы», «танатосы», «предвечный свет», «предвечная тьма» и прочая хрень). Если так, то лучше бы покойного вообще не трогать. Страшно и подумать, что будет если он оживёт с таким духовным багажом.

Кургинян же продолжает делать выводы.

«Третий вывод. Не только метафизический, но и сугубо атеистический коммунизм не могут не быть космическими…»

- Час от часу не легче. Большевики мечтали всего лишь о мировой революции, а Кургинян «не может не быть» иначе как в космическом масштабе. Чапаева с Петькой тут не хватает. Далее:

«… Русский космизм не обязательно должен быть белым, он вполне может быть красным. Тот же Николай Федоров, будучи религиозным человеком, фактически предлагал учение, основанное на убежденности во всемогуществе разума, учение, являющееся абсолютно логическим завершением просветительской веры во всемогущество разума, а значит, и веры просветителей — атеистов высшей пробы — в то, что человек, погруженный в трехмерное пространство и прочие атеизмы, рано или поздно решит все задачи бога, включая воскресение мертвых, создание нетленной материи и так далее.

«Разум всесилен», — говорят просветители.

«Да-да, — добавляют Федоров и другие. — А раз он всесилен, то мы и мертвых воскресим, и многое другое осуществим. Для этого и живем».

Такой романтический рационализм или такой рационалистический романтизм -  это и есть прометеизм — неизбежное слагаемое марксистской веры в беспредельность разума, коммунистической веры в эту беспредельность. Если коммунизм как вера в разум перестает быть космическим и суперкосмическим, он сразу же остывает и рушится, хороня под своими обломками миллиарды человеческих судеб, всю систему человеческих надежд и саму человечность…»

Не хочется прибегать к эпитетам, но …

Но давайте всё же попробуем спокойно разобраться в этом шквале «накаленных смыслов». Правда перед этим нам надо бы договориться о терминах, поэтому. вначале два детских вопроса (как геофизик геофизику): 1) что всё-таки Кургинян понимает под термином «метафизика» и 2) какое реальное содержание (без художественных образов) он вкладывает в слово «красный».

Как ни странно, но от частоты употребления Кургиняном этих терминов ясности не прибывает, поэтому придётся ограничиться достоверными предположениями.

Очевидно, под словом «красный» он подразумевает «коммунистический» и «революционно борющийся», «накаленный до красна».

Под словом же «метафизика» Кургинян, извиняюсь за каламбур, кажется сам толком не понимает, что понимает. Но по сумме его высказываний можно предположить, что под термином «метафизика» он понимает отнюдь не учение о «началах начал», а некую область инобытия обладающую четырьмя важнейшими качествами:

первое – она находится вне пространства описываемого современной физикой (у Кургиняна это 4-е измерение);

второе – она содержит в себе идеи – что-то вроде платоновского «мира идей» (потому что, по Кургиняну именно из метафизических «форточек» на «четвёртый этаж» человеческого сознания нисходят «высокие смыслы»:

третье – она является источником психических энергий (потому что, летящие из её «форточек» «высокие смыслы» по-Кургиняну обладают ещё и «накаленностью»);

четвёртое – в области кургиняновского метафизического «инобытия» - нет Бога, а есть некая дуалистическая абстракция противопоставляемая «предельному Мраку».

Кургинян ни разу нигде не говорил о Боге, как о реальной сущности; он при каждом удобном случае выказывает свою неприязнь к религиям, он многократно заявлял о своей личной нерелигиозности; и, наконец, везде пишет слово Бог с маленькой буквы. Короче говоря, он не верит в Бога.

Верить или не верить – это его право, но нельзя не видеть «дыр» в такой вот кургиняновской «метафизике».

О том, что введение 4-го пространственного измерения вовсе не переносит нас в метафизику, а лишь расширяет физику – уже говорено, повторяться не будем.

Но вот следующие два качества его метафизической области требуют осмысления.

В кургиняновской метафизической области каким-то образом живут «идеи». Как они  там появились без автора этих идей? Что вообще есть «идея» без её носителя? Допустим, можно провести такую аналогию: «мир вещей» - это мир материальных построек, а «мир идей» - это библиотека проектов этих построек. Но мы ведь при этом помним, что у проектов обязательно есть авторы. То есть, бытию построек («вещей») и бытию проектов построек («идей») должно предшествовать бытие Автора. Кургинян отрицает бытие Бога-творца, но тогда он должен объяснить хотя бы самому себе – откуда в метафизическом «инобытии» берутся идеи, которые он именует «высокими смыслами».

Далее. «Высокие смыслы» Кургиняна не являются сухими формулами, а имеют нравственный характер. Они не безразличны по отношению к категориям добра и зла. Более того, их главной сутью является борьба добра со злом. Но нравственность есть категория личностная, нравственность, существующая сама по себе, вне личности немыслима (это как скорость без того, что движется). Более того, сами нравственные категории добра и зла немыслимы без нравственной же точки отсчёта, без какого-то их Абсолютного Мерила.

В кургиняновском метафизическом «инобытии» нет Бога и, вообще, нет Личностей. Тогда он должен объяснить хотя бы самому себе – каким образом обретающиеся в его необитаемой метафизической области идеи могут иметь нравственный характер.

Далее. Кургиняновское метафизическое инобытие является источником психических, т.е. духовных энергий («психос» по гречески – «душа»). Но ведь истечение духовных энергий возможно лишь в том случае, если есть Дух, их излучающий. Но Бога (который и есть Дух) Кургинян отрицает. Тогда он должен объяснить, хотя бы самому себе, каким образом могут излучаться духовные энергии без их источника Духа.

Ну никак не получается объяснить автономное бытие идей, нравственности и духовных энергий без их Источника. Однако, оставаясь ортодоксальным марксистом и певцом всего «красного» невозможно признать бытие Источника, т.е. Бога. И тут Кургинян перед выбором. У него три возможности. Первая – отказаться от всех своих метафизических изысканий; вторая – признать бытие Бога и отказаться от коммунизма и третья – придумать какую-нибудь собственную хитроумную материалистическую религию, которая каким-то невероятным образом исполнит все божьи функции без Бога. Похоже, Кургинян выбрал третий вариант. Но здесь он на пути к тому чего, словами А.П. Чехова, «не может быть, потому что не может быть никогда». Не может быть свойств личности без личности.

Это не единственный капкан, в который загоняет себя Кургинян своими красными лозунгами в «суперкосмическом» масштабе.

В своём «третьем выводе» он говорит о марксистской вере во всесильный и беспредельный разум, причём имеется ввиду не Божий разум, а разум человеческий. Давайте вспомним, что именно марксизм (он же материализм, он же атеизм) говорит о человеке. Человек, по марксизму – материализму – атеизму это не высшее Божье творение (единственное творение обладающее богоподобием и оттого неограниченными возможностями), а всего лишь высшее животное отряда приматов, произведенное на свет методом дарвиновской эволюции. Эволюция же включает  в себя три элемента: 1) случайную изменчивость; 2) естественный отбор, как механизм выживания особей с полезной изменчивостью и 3) наследование потомками отличительных признаков родителей. Скажем, родился ты случайно с более длинными ногами – лучше других убегаешь от хищников, с большей вероятностью выживешь и с большей вероятностью дашь потомство с той же полезной особенностью. Важно, что отбираются и передаются потомству только те изменения, которые помогают выжить именно в тех условиях, в которых происходил естественный отбор. Будущее этими полезными (на конкретный момент времени и в конкретных условиях) изменениями не учитывается.

Эволюция происходит медленно. Так человек, например, практически не изменился с каменного века; объем мозга, по крайней мере, у него остался тот же (говорят, у раннего кроманьонца он был даже больше). Значит, современный человек несёт в себе примерно тот же набор качеств, который помогал ему выжить в условиях каменного века (жизнь в космосе не предусматривалась). Человек, по Дарвину, произошёл от животных (от обезьяны) и, ничем от них принципиально не отличаясь, стоит лишь на ступеньку выше.

Разум животных весьма ограничен, он не «всесилен» и не «беспределен». Человек, путём многовекового естественного отбора наиболее сообразительных особей поднялся на ступеньку выше. Именно на ступеньку, потому что эволюция на основе естественного отбора – штука медленная, тупо-стихийная и бесцельная. Никто ею не управляет и целей наполненных «высокими смыслами» не ставит (Бога-то нет!). Максимум на что способна дарвиновская эволюция, отобрать из «обезьян обыкновенных», «обезьян сообразительных» (получивших потом имя «гомо сапиенс»). Один из друзей Дарвина задал ему в письме сокрушительный вопрос: «Зачем обезьяне ум философа?» И действительно, ни на какую «всесильность» или «беспредельность» разума, полученного путём дарвиновской эволюции, рассчитывать не приходится. Это конечно, если быть последовательным дарвинистом и оставаться в поле науки, а не художественных фантазий. Марксизм же ещё жёстче.

Ведь, что такое разум (или сознание) по марксизму? – Продукт высокоразвитой материи, но продукт сроден своему источнику, и если материальное тело человека (а это самая высокоразвитая из известных нам материй) не «всесильно» и не «беспредельно», то примерно таким же должен быть и его «продукт». Конечно, всё это выглядит туповато, но уж таков марксизм, если, конечно, не приписывать ему того, чего в нём нет.

В религии по-другому. Человек высшее творение Бога, и он богоподобен. То есть,  в нём сеть что-то от природы самого Бога. И это «что-то», во-первых, позволяет ему «подключиться» к Богу, получая от Него «всесильность» и «беспредельность» (отсюда чудотворность молитвы, поэтическое вдохновение и научное озарение), а во-вторых, постепенно, воссоединяться с Богом – обожаться («религия», напомню, есть «воссоединение»). В марксизме всего этого нет. А всего этого непреодолимо хочется. И поэтому марксизм-атеизм просто крадёт (возможно, бессознательно) у религии и «всесильность» и «беспредельность» человеческого разума, чтобы «жить стало лучше, жить стало веселей». Но научная честность (а я надеюсь, что Кургинян честный человек) мгновенно обнаруживает эту кражу.

Далее. Кургинян реанимирует фантазёрскую идею Федорова о достижении человеческого бессмертия и об оживлении всех ранее умерших людей средствами беспредельно резвившейся науки.

С точки зрения религии всё это – «пустые хлопоты», потому что человек и так бессмертен. Он как многоступенчатая ракета. Сначала жизнь в утробе матери с развитием до возможности самостоятельно существовать в земной жизни; затем рождение  в земную жизнь; затем развитие в «утробе» земной жизни до способности жить в ином (пока нам неизвестном) духовном мире и т.д. Младенец в утробе матери, как бы он ни старался, не может представить себе жизни вне утробы. Рождение он, очевидно, воспринимает как катастрофу, как смерть. Однако, прокричавшись со страху и оглядевшись, начинает вполне охотно жить этой новой внеутробной жизнью и, уже не представляя себе чего-то иного. Уход из земной жизни он вновь воспринимает как катастрофу, как смерть и боится её. Но эта смерть земного тела вновь оказывается лишь рождением в иной мир, ещё более содержательный, чем земной, и «прокричавшись», он вновь начинает его обживать.

Такова точка зрения религии и таково мировоззрение людей верующих (т.е., знающих душой о Божьем присутствии).

С этой точки зрения, сосредоточение усилий «всесильного» разума на достижении бессмертия человеческого тела, не говоря уже об оживлении всех ранее умерших, - это совершенно бессмысленная и вредная затея. Это примерно то же самое, что средствами науки и «всесильного» человеческого разума пытаться до бесконечности продлить время пребывания младенца в утробе матери, не давая ему родиться.

Но именно об этом бредят атеисты. Почему? Да просто потому что страшно боятся смерти, поскольку для них она есть конец всего и вся. Как отодвинуть этот конец? Да никак этого сделать нельзя! Но можно хотя бы уменьшить страх смерти фантазиями о грядущих достижениях разума, «всесилие» которого тоже нафантазировано (а точнее, как мы выяснили, крадено у религии). Атеистам нужно утешение, и они фантазируют о нём – вот уж действительно «опиум».

Теперь о космической и суперкосмической экспансии до красна накаленных высоких смыслов. Без которой, дескать, они (смыслы) остынут и погаснут, похоронив под какими-то своими «обломками» кучу народа.

Вообще, расширение, как средство существования, характерно в основном для отрицательных процессов. Например, раковая опухоль пожирающая организм, может существовать только всё время расширяясь. Степной пожар может существовать только расширяясь, а как только движение его чем-то ограничивается он выгорает и гаснет. Колониальные империи, пьющие кровь из захваченных ими народов, могут существовать только расширяясь. А иначе их мощь «выгорает».

Свойством «выгорать» обладают все ложные и паразитические идеи. Так марксизм-атеизм, будучи ложной идеей, паразитирующий на человеческой мечте о царстве справедливости и краденой религиозной энергии, обязательно «выгорает», если не подбрасывать в его топку всё новые дрова – народы.

Рыцари коммунизма прошлого века бредили о мировой революции («Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем»). Кургинян идёт дальше – в космос и суперкосмос. Что ж, как говорил один наш общий знакомый «Главное начать!».

Кургинян, похоже, так и не понял почему рухнул СССР. Он продолжает наступать на те же грабли, да ещё зовёт всех за собой. И пугает букой.

Напомню, что мы обсуждаем «третий вывод» Кургиняна, и он ещё не закончен. Читаем дальше:

«Этот вывод касается неизбежного перехода науки с позиций рафинированного поиска истины и только истины на позиции принципиально иные.

Наука — это служение жизни и сражение со смертью. Тезис о том, что наука ни с чем не борется, а только ищет истину, глубоко ложен. Великая наука никогда такой не была.

Наука может стать такой, только если ее лишить предельных целей, то есть космического по ее целеполаганию статуса, и обнулить все ее собственно метафизические претензии. Но тогда наука умрет, тогда и культура умрет, и человек умрет. Вначале умрет история, потом — человек. Для того чтобы этого не произошло, наука должна встать на путь глубокого самопреобразования, вобрать в себя целостность, породив тем самым новый ум, единый ум, как говорят алхимики, ум, способный охватить и понятия, и образы, преодолеть противоречия между понятием и образом. Создать сначала unio mentalis, а потом и нового человека.

В этом смысле сверхмодерн — это человеческое общество, в котором наука стала войной за жизнь со смертью, то есть особым разумным, но накаленным культом, способным породить вокруг себя новую культуру. На сегодня всё, что наука может породить вокруг себя, это научная фантастика. Но это слабый продукт. Новая наука породит сильные культурные продукты, а значит, новую культурную реальность, основанную на духе борьбы и целостности и порождающую нового человека. Решающее слово тут за Россией. Сверхмодерн и есть коммунизм 2.0».

Видимо, будучи горячо солидарным с ленинским тезисом «о партийности науки» Кургинян горячо выдвигает перед наукой новые партийные задачи (видно в первый заход она их не отработала). «Наука должна…», причём «должна» не что-нибудь, а «сначала создать новый ум, а потом и нового человека». Спрашивается, какой ум и какого человека? Да ясно же – «красный ум» и «красного человека».

В рамках же «сверхмодерна» она должна стать «борьбой со смертью» (так что с переходом в иной мир придётся всё-таки пока повременить), да ещё стать «накаленным культом, способным породить вокруг себя новую культуру». Какую культуру? Да ясно же, что не христианскую, а какую-нибудь дуалистически-гностически-красную.

В общем, в кургиняновском СССР-2.0 науке, видимо, опять придётся несладко.

И вновь, уже который раз, Кургинян ставит знак тождества между «коммунизмом 2.0» (в планируемом СССР-2.0) и придуманным им «сверхмодерном». Повторюсь: модерн и всё что с ним связано есть тропа развития (и одновременно проблема) Запада. К России всё это имеет лишь касательное отношение. Мы – другое дерево.

«Четвёртый вывод Декосмизация и деметафизация коммунизма породила вполне практические последствия. Накаленная красная идеология стала быстро и необратимо остывать. Ее остывание привело к краху коммунистического проекта. Значит, вопрос не только в том, какова реальность. Вопрос еще и в том, что надо закладывать в проект, предполагающий красное воскресение, оно же — красная весна и красное искупление. Космизм и метафизичность туда надо закладывать, иначе всё остынет, даже в случае если окажется восстановленным. Новую науку туда надо закладывать, сверхмодерн и всё остальное. Или лучше не затеваться, имея за плечами столь пагубный опыт краха».

Даже комментировать не хочется! Не стошнило бы «красным»! И о какой «деметафизации коммунизма» он говорит, если марксизм и есть деметафизация учений о природе и обществе. Обратная метафизация коммунизма возможна, но лишь путём отказа от всех столбовых положений марксизма. О метафизике марксизма можно говорить лишь в отрицательном смысле, как о некоей контрметафизике. Так что «закладывать метафизичность» в «красный проект» - это закладывать мину под марксизм. Надо выбирать что-то одно – или марксизм, или метафизированный коммунизм. Совмещать то и другое можно только всё время привирая или воспалённо фантазируя, о «красной метафизике» Петрова-Водкина. Он-то конечно решит нам все проблемы.

«Пятый вывод. Рассуждения о метафизике вообще и о четвертом этаже как обители метафизического человеческого сознания связаны воедино. Это не два различных рассуждения, это двуединое целое.

Речь идет о метафизической онтологии и о метафизической антропологии. Четвертое измерение — это метафизическая онтология. Четвертый этаж — это метафизическая антропология. Зачем нам онтология, то есть познание бытия, без антропологии, то есть познания человека?

Нам нужен человек-борец. Он нам нужен для победы и он нам нужен для реализации проекта. Для победы нам нужно единство смысла, силы и компетенции. Но о каком смысле идет речь? Нужен смысл, дарующий силу. Но этот смысл не может не быть метафизическим по своей сути. Он и у Амундсена был метафизическим, то есть предельным, и у каждого, кто правильным образом раскрывает Альфу.

Потому что сила без смысла, в конечном счете, разрушительна. Наверное, она лучше бессилия, но надо понимать, что это такое. Это — разрушение всех защит, всех нормативных скреп, а значит, открытие всех дверей. Если не открыты двери наверх, а их может открывать только энергодарующий смысл, то будут открыты двери вниз. И этот низ, востребовав тьму, пожрет человека.

Нет дарующего энергию смысла без правильно организованного четвертого этажа. Только такой смысл оседлывает силу и превращает ее в скакуна, на котором вы можете скакать к желанной цели. В любом другом случае скакун по имени «сила» понесет вас куда угодно, или вы окажетесь под его копытами.

То, как должен быть устроен четвертый этаж, мы, в общем-то, уже обсудили. Мы установили, что на четвертом этаже может быть расположен либо очень качественный, сложно организованный и эффективный приемник, либо приемник простейшего типа, своего рода смыслочувствительная суперамеба. Мы установили также, что каналы, передающие энергодающий смысл, могут быть полноценными или поломанными.

Нам нужны приемники высшего качества, высшей сложности и эффективности, плюс такие же каналы. На этом основана и наша наука побеждать, и наше представление о красной антропологии, находящееся в единстве с нашими представлениями о красной онтологии и красной метафизике.

Если этого не будет, то не будет красного человека, но не будет и борьбы за красное».

Фух! Хоть бы не было!

«Шестой вывод. Антропология и психология связаны, но не тождественны. Красная психология борется за пробуждение и укрепление центра человеческой фундаментальной активности.

Этот центр активизируется только за счет длительной стратегической напряженности, за счет постоянного взятия барьеров, за счет преодолений. Если этих преодолений нет, то человек становится «упокоенным», то есть мертвым вживе. Не будет ни борьбы за коммунизм, ни самого этого нового человека, вне которого коммунистическая доктрина мертва. Человеком не рождаются, им становятся. Хотите им стать — откажитесь от равновесия, от редукции влечений и от прочих буржуазно-антигуманистических пакостей. Они никакого отношения к красному не имеют. Это как раз то, что погубило красное, — псевдокрасное мещанство, псевдокрасное «ням-ням».

Сделайте центром социальности и человечности его величество равновесие — и человек умрет, а общество станет муравейником…

Равновесие внутри человека и равновесие в обществе — это царство смерти. И царство неметафизичности. Там, где метафизичность вступает в свои права, борьба между жизнью и смертью, выходящая на метафизический уровень, становится отрицанием равновесия. Поэтому прорыв к метафизичности и прорыв к отсутствию равновесия — это, по сути, единый прорыв…

Человек не начнет без обретения энергодарующего смысла преодолевать барьеры. А не преодолевая барьеры, он не создаст центра фундаментальной активности, а значит, у его личности не будет центра…

Как мы видим, красная психология, красная антропология и красная метафизика связаны воедино. И не за счет моих сверхценных идей. У нас есть традиция, в рамках которой всё это связано. Вне этой — прометеевской по свой сути — традиции гуманизм лишен жизненности, а значит, обречен на сокрушительное и скорое поражение».

Как снова тесно у Кургиняна истинное переплетено с ложным. И чувствуется, что это не дефект его формы изложения, а эта переплетенность – внутри него.

Да мускулы (и физические и духовные) крепнут от дел, от «взятия барьеров». Да, «человеком не рождаются, а становятся», причём становятся по мере взятия барьеров. но вот дальше всё невпопад.

«Центр человеческой фундаментальной активности», как его называет Кургинян, «активизируется» отнюдь не «за счёт длительной стратегической напряженности». От длительной напряженности возникает прямо противоположное – усталость, а ключ, открывающий источники духовной энергии имеет не силовую (кургиняновская напряженность), а нравственную природу.

Есть понятие «духовного рождения», Оно может произойти по-разному, но всегда это событие нравственное. Бывает, что это происходит от встречи с очень хорошим человеком (от которого срезонирует и загорится чем-то новым душа). Бывает и от встречи с хорошей книгой (у многих это было Евангелие). Бывает (и часто) от внутреннего нравственного преодоления: взял, да и от души простил своего обидчика, или наоборот, взял да и искренне попросил у кого-то прощения. Или взял да и наконец признался в том, в чём давно боялся признаться. И вдруг рвётся какая-то блокирующая перепонка и в душу сходит какой-то неизъяснимо радостный мир, забыть который уже не получается. В душе остаётся «дежурный огонёк» и открытая  к небу «воронка».

Есть ещё понятие «вдохновения». Оно тоже связано с нравственным началом, но по-другому. Здесь скорее речь о внутренней честности, нелукавстве, прямоте и простоте сердечной (между прочим, на церковно-славянском «прямота» и «простота» - синонимы). Небесные энергии и истины уж таковы, что в лукаво-кривое они не входят. Отсюда евангельское «Будьте просты как дети».

«Духовное радение» и «вдохновение» как раз и есть ключи доступа к высшим энергиям. И они, вновь подчёркиваю, имеют нравственную, а не силовую природу. «Напряжение» - это уже потом.

 Далее. С какой это стати Кургинян отождествляет равновесие с духовной спячкой или, как он выражается, «царством смерти».

Духовное равновесие и духовная спячка (не говоря уже о смерти) – совершенно разные и даже противоположные вещи. Жизнь, можно сказать, и есть удерживание равновесия на «канате», именуемым жизненным путём. Кургинян произвольно (т.е., по собственному произволу) отождествляет равновесие с тем, о чём св. Апостол Иоанн говорил – «Горе тебе, что ты не холоден, не горяч», но это повторяю, до противоположности разные вещи.

  Равновесие – не отсутствие движения, а необходимое условие любого движения. Потеряй равновесие и сразу упадёшь (прекратишь двигаться). Святые отцы (пренебрегаемые за что-то Кургиняном) тоже учили – «Ходите царским путём», то есть той золотой серединой которая позволяет удержать равновесие на канате жизненного пути.  О том же говорит и так называемая житейская мудрость. Ведь не случайно эпитеты «уравновешенный человек», «душевное равновесие» всегда имеют положительный, а не отрицательный (как у Кургиняна) смысл.

Равновесие сродни гармонии, то есть тому к чему и должен стремиться человек. Причём, сказанное верно как в отношении микрокосмоса (человека), так и в отношении макрокосмоса (Вселенной). Древние мыслители называли это равновесие «гармонией сфер». Нарушится оно и мир рухнет, как карточный домик.

Да, революционеры – взрывали равновесия. Ну, так после них, на обломки «разрушенного до основания» приходили и приступали к делу другие – те самые творцы равновесия и гармонии.

Кургинян любит говорить о «приёмниках» расположенных на «четвёртом этаже» человеческого сознания. Ну так вот, чтобы эти «приёмники» неискаженно воспринимали метафизические сигналы и энергии, они тоже должны быть уравновешены подобно глади озера. В кривое, рябое и пляшущее (неуравновешенное) никакая правильная метафизика не войдёт. А войдёт (лучше сказать, вопрёт) такая дрянь, что хоть святых выноси.

 «Седьмой вывод. Красный советский проект разрушило советское мещанство. Воссоздать новый проект можно, только отказавшись от своей связанности с современным мещанством, современной ларечной всеобъемлющей потребительской трясиной.

Нужен исход из этой трясины…»

Уже говорили об этом. Добавлю лишь то, что мещанство (даже если оно действительно имеется в больших количествах) вообще ничего разрушить не может. Потому что оно вяло и инертно по сути. Если говорят, что что-то было разрушено мещанством, значит это «что-то» уже не стояло на ногах. Советский красный проект рухнул не из-за мещанства, а из-за накопившегося отвращения к нему советского общества. А вот почему возникло это отвращение – в этом и надо разбираться.

«Восьмой вывод. Осью метафизики являются определенные представления о борьбе между жизнью и смертью. Именно эти представления о предельности и непримиримости данной борьбы рождают в бытии красное, то есть воинское, начало.

В рамках этих представлений существует не только живая жизнь и абсолютная смерть…

Современная жизнь неумолимо превращает человека в автомат. Его борьба против такой автоматизации за живую жизнь именуется пробуждением. И пробудившийся человек действительно получает доступ к огромным энергиям.

Пробуждение является и условием победы, и тем, ради чего осуществляется проект.

Превращение человека в вещь, то есть в автомат, — это и есть отчуждение человека от того, что Маркс называл его родовой сущностью».

Опять Кургинян смешал всё в кучу. Просто мистер миксер какой-то!

«Осью метафизики» отнюдь не является представление о борьбе между  жизнью и смертью. Это ось дуализма (которому привержен Кургинян), где противоположные начала – жизнь и смерть, равносильны и могут, поэтому создавать «ось», вокруг которой якобы вращается мир. Но жизнь и смерть не равносильны и онтологически не равноценны. Жизнь есть бытие, а смерть уничтожение бытия. Следовательно, она (смерть) вторична и немыслима без того, что она уничтожает. Так болезнь тела немыслима без самого тела, тело же без болезни прекрасно себя чувствует.

Мы уже говорили об этом в самом начале.

Если же говорить об «оси метафизики», то её вообще нет. А есть ядро метафизики, которым является вопрос о «Начале начал». В христианстве (и всех других монотеистических религиях) таким началом признаётся Бог, который есть Любовь. Мир сотворённый Любовью прекрасен, но человек получает доступ в этот мир лишь сам будучи совершенен (то есть способен к любви). Отсюда цель жизни – совершенствование, уподобление Богу (или, иначе, «обожение»). Отсюда и религия («воссоединение») –воссоединение с Богом путём уподобления Ему.

Что до христианской социальной теории, то она тоже очень проста. Хорош тот социальный строй, который способствует нравственному развитию человека, и плох тот, который этому развитию мешает. Вот и всё. А все прочие «накаленные высокие смыслы», как говорится, от лукавого. Что же до технического прогресса, то он имеет подчиненное значение и является не самоцелью («прогрессизм»), а вспомогательным средством для достижения главной цели.

Марксизм придерживается другой точки зрения. Бога нет. Никаких Начал тоже нет. Мир сам собой сотворился, а человек произошёл от обезьяны. Но почему-то разум его «всесилен и беспределен». Поэтому, что захотим, то и сотворим. Вот только беспокоит вопрос – что (или кто) управляет хотелками этого обезьяньего отпрыска?

В том же своём «восьмом выводе» Кургинян заявляет, что «пробудившийся человек действительно получает доступ к огромным энергиям». Имеются в виду метафизические энергии.

В действительности «пробуждения» мало. Надо чтобы «приёмник» энергий соответствовал «передатчику» энергий («вилка» должна подходить к «розетке»). В христианстве с этим вопросом вновь всё ясно – божья энергия даётся на божьи дела. А вот в мутной кургиняновской метафизике нет никакой ясности на этот счёт. Что за энергии летят из его «метафизических форточек»? Каким сачком их ловить? Пока ясно лишь то, что надо различать их по цвету – все «красные» ловим и надуваем ими остывший стратостат «красного проекта». А почему он остыл-то!? А, забыл! – всё из-за мещан, переставших разевать варежку своего «четвёртого этажа» в сторону «четвёртого измерения».

Не метафизика, а детский сад какой-то с художественно-фантастическим уклоном. Кому охота играть во всё это – флаг в руки. Но я бы воздержался. И другим не посоветую.

***

Тут законен вопрос: «Чужое критиковать легко, а сам-то что предлагаешь?»

Действительно, чужое критиковать легче, и на этой критике, между прочим, родились основополагающие труды марксистского учения: «Антидюринг» Энгельса, например, и «Нищета философии» Маркса (как критика «Философии нищеты» Прудона).

А теперь насчёт того, что сам предлагаю. Нам действительно необходимо возвращаться к социализму. Во-первых, потому что именно этот строй наиболее соответствует русской породе, в коренных своих основах отличающейся от западной. А, во-вторых, потому что ползущую с Запада раковую опухоль культа и фашистской диктатуры «Золотого тельца» может остановить только мощное государство с альтернативным общественным устройством, и в корне иными нравственными ориентирами. Таким государством на сегодняшний момент может быть только Россия.

Но прежде чем решать «Что делать?» и, тем более, делать, надо действительно понять почему рухнул СССР (не увлекаясь его апологетикой), а во-вторых (и в-главных), понять «Кто мы?». А если, конкретнее, то понять чем именно русский человек существенно отличается от западного и чем, поэтому, должен отличаться его общественный строй и жизненный уклад.

О причинах краха СССР сказано в самом начале статьи, где перечислены девять «судьбоносных» внутренних пороков этой Первой Великой Попытки.

А теперь об отличительных свойствах русской породы.

На этот счёт много чего говорено нашими русскими мыслителями, но, пожалуй, самый объективный (и потому научный) ответ на поставленный вопрос даёт сравнительный анализ русского и западно-европейских языков. Не случайно, ещё в XVIII веке великий Вильгельм Гумбольдт говорил:

 «язык народа есть его дух и дух народа есть его язык и трудно представить себе что-либо более тождественное».

Так вот, из сравнения грамматики и лексики языков выявляется целый букет важнейших отличий русского мировоззрения от западного менталитета. Это огромная и интересная тема, разворачивать которую здесь просто нет места, поэтому назову лишь три главных секрета «загадочной русской души» (открываемых языком).

1.      Мировоззрение русского человека более объёмно и многомерно, западного – более плоско.

2.      Русский человек более склонен к коллективизму и альтруизму, западный – к индивидуализму и эгоизму.

3.      Мировоззрение русского человека преимущественно «бытийное» (важно –быть и становиться), западное в основном «присваивающее» (важно иметь и приобретать).

Это проявляется и на уровне грамматики (имеется десять основных отличий) и, конечно, на уровне лексики.

Например, третье из названных основных различий русского и западного мировоззрений (русское «быть» и западное «иметь») чётко проявляется в способе построения временных глагольных форм.

В русском языке все временных формы так и строятся от глагола «быть»: «я есть, я был, я буду». В западных же прошедшее время строится от глагола «иметь» (английское – have, немецкое – habe), а будущее от глагола хотеть (английское – will, немецкое –  wollen). То есть, важны «хотелки» и «имелки».

Более того, перевод английского «have», немецкого «haben» и латинского «habeo» русским словом «иметь» - это, так сказать стыдливо-деликатный перевод. Потому что, в действительности, однокоренными с упомянутыми have, haben и habeo являются русские слова «хапать», «хавать», «хитить», хабить (загребать руками), происходящими от санскритского gabhastis – рука. То есть, haben – это «хапать», «загребать».

Русское же слово «иметь» производно от слова «имя», выражающего внутреннюю сущность предмета и происходящего от индоевропейского «en-men» и «ano-men» - «то что внутри»

В качестве одного из многочисленных лексических примеров можно продемонстрировать этимологию слова «счастье» (слова наиболее контрастно проявляющего отношение человека к жизни). Русское «счастье» – это «своя часть» (своя участь, доля, судьба, призвание, предназначение). Быть счастливым значит быть собой, жить своей жизнью, следовать своему призванию, выполнять своё предназначение. Держись своего пути, вот и будешь счастлив. И наоборот, сбиться со своего пути – несчастье. Это как петь чужую песню чужим голосом (и петь противно и слушать противно).

Английское же слово «счастье» - happiness происходит всё от того же индоевропейского корня, что и русское слово «хапать», «хавать», «хабить» - «загребать руками». Таким образом, английское «I am happy» («я счастлив») в исконном грубом переводе  звучит как «Я хапнул», «Я загрёб».

Согласитесь, очень разное у нас отношение к жизни. Более плоский, более индивидуалистичный, материалистичный и прагматичный западный человек всегда будет более успешным в этой своей материально-прагматической плоскости. Нам с ним в этой плоскости не тягаться, потому что именно в ней он сосредоточен всеми силами своей души, мы же – малой её частью. Но ему («плоскому») труднодоступны иные «измерения» жизни, в которых русский человек пребывает и движется совершенно естественно. Парадокс, но наша сила кроется в том же, в чём и наша слабость.

Ясно, что «русский путь», «русская идея», а главное, русский общественный строй, должны определяться не какими-то теоретическими, да ещё не русскими по происхождению построениями (марксизм), а ключевыми особенностями собственно русской породы.

Ну и какой общественный строй вырисовывается исходя из этих особенностей?

1.      Из объёмности и многомерности русского сознания следует, что русская жизнь не должна быть сосредоточена преимущественно на материальном производстве. Русскому мила земля, но нужно и небо. А наша ниша в мировом разделении труда – наука. Ей нужны неплоские.

2.      Из «бытийности» русского мировоззрения следует, что стержнем русской жизни (и, следовательно, политики государства) должно быть всестороннее развитие личности – преображение человека. Прежде всего нравственное.

3.      Из склонности русского человека к коллективизму и альтруизму следует, что нашим общественным строем должен быть социализм, а приоритетной формой организации производства – артель.

При всём этом, совершенно необходимо разработать новую «Политэкономию социализма» (о чём в моей отдельной статье «О политэкономии социализма»).

Как же назвать общественный строй, сочетающий в себе три названных главных принципа? Очевидно самым естественным, непротиворечивым и соответствующим русской духовной традиции является – ХРИСТИАНСКИЙ  СОЦИАЛИЗМ.

Таким образом, нужна не корректировка и не развитие марксистской парадигмы общественного развития, а её полная смена. От марксизма могут быть взяты лишь отдельные научно ценные и проверенные жизнью элементы, но не целостное учение.

А с «накаленными докрасна» ложными истинами марксизма надо наконец расстаться.

Слова «христианский» и «социализм» лишь на первый взгляд (с непривычки) кажутся противоречащими друг другу. Это от долгого залипания в марксизме. На самом деле христианство и социализм не только не враждебны, но и внутренне сродни друг другу. Социализм – это и есть социальное воплощение Христианства (первые христианские общины и были по сути ячейками социализма). То, что коммунистическая теория была противопоставлена христианству (да и вообще религии) есть трагическая ошибка или идеологическая диверсия планетарного масштаба. И эта трагедия должна быть преодолена внутренне и исправлена практически.

Кстати, идея христианского социализма отнюдь не означает, что церковь должна стать элементом государственного управления. Боле того, она может так и оставаться отделенной от государства («Богу-богово, а кесарю-кесарево»). Но теория социалистического строительства должна соотноситься с христианскими идеалами.

Не означает идея «Христианского социализма» и того, что Русская православная церковь получит в России какие-то преимущества перед иными религиями (исламом, иудаизмом, буддизмом). Этого и не нужно потому что все названные мировые религии так же сродни социализму, как и Православие (еврейские кибуцы, например, по сути являются коммунистическими общинами). Просто Христианство (в форме Православия) является всё же религией большинства граждан России, и, всё же, именно в христианстве идея братской любви между всеми людьми (именно всеми, а не представителями какой-либо национальности или религии) выражена наиболее ярко.

***

А о Сергее Кургиняне и его «Сути времени», скажу так. Кургинян чрезвычайно мощно помешал палкой в нашем интеллектуальном болоте. Он многих заставил думать, учиться и действовать. И поразительно плодотворно действует сам. Он искренен, горяч, широко эрудирован, хорошо осведомлен и у него выдающийся талант аналитика и организатора одновременно (что большая редкость). Но… И в этом «но» всё дело. Он самоотверженно, как в браке по любви, привязан к безбожному коммунизму  (а это в главных своих идеях – ложная теория). Он также сердечно привязан и к «красному следу» (а он местами просто ужасен). Он не афиширует, но и не скрывает своего безверия (нерелигиозности), и совершенно по-детски увлечен какой-то мутной метафизикой собственного разлива. Здесь у него явный духовный провис.

Как бывший геофизик бывшему геофизику (а бывших геофизиков не бывает), дерзну сказать ему, что ни интеллект, ни эрудиция, ни умные разговоры не дают духовных знаний – только собственное движение по этому пути (старцы говорят, что Православие – практика, а не теория). Это примерно как в альпинизме, знакомство со снаряжением и техникой без самого восхождения – ничто. Совсем ничто!

Нужно то самое «взятие барьеров», о которых он так ярко пишет. Первый барьер – преодоление собственного гордого ума (умничанья) и попытка начать. Начать не читать книги, а практически воцерковляться. И пусть церковные нестроения не смущают. Они – болезнь, но нельзя же именем болезни именовать всё тело. Если корабль старый, парус рваный, боцман пьяный, а в трюме крысы – это не значит, что корабль не перевозит туда куда надо. И не значит, что надо плыть на какой-то своей самодельной детской ванночке. О доплывших таким способом – не известно.

Великая удача, если повезёт встретиться с настоящим старцем – нужный сустав в голове будто сам вправится.

С искренними уважением и пожеланиями удачи в пути,

                                                                  

                                                                             Декабрь 2016.

                                        

P.S.

Когда эта статья, целиком посвящённая докладу С. Кургиняна на летней школе «Сути времени» от 11 июня 2016 года, уже была готова, я (не будучи ранее постоянным читателем Кургиняна) познакомился с некоторыми его предыдущими работами, посвящёнными «красной метафизике». И надо сказать, мои худшие, но весьма осторожные дотоле предположения относительно духовной подкладки этой метафизики более чем подтвердились. К тому же он (Кургинян)  с дерзкой настойчивостью пытается всучить эту самую «подкладку» христианству, что конечно, требует ответа.

Стало ясно, что надо полностью переделывать эту статью, да теперь уже проще написать другую. Поэтому обо всём этом в «Антикургиняне – 2».